Солнце высоко стояло в зените и, если бы не снег, обагрённый кровавыми сгустками, можно было бы подумать, что стоит знойное лето.
От стремительного падения закружилась голова и, чтобы замедлить полёт, Эшер попытался руками схватиться за пеньковые канаты, свисающие со стен и башен проплывающего мимо его взора очередного древнего города. Но руки проскальзывали, как будто их и не было совсем. Падение продолжалось, туннель бесконечной спиралью убегал в неизвестность. Навстречу Эшеру летели чёрные птицы, вослед которым летучие мыши, превращающиеся прямо на его глазах в огромные пятнистые бомбардировщики с белыми крестами на крыльях. Жужжание от моторов заглушило собой все окружающие звуки, кроме колокольного. Протяжный звон раздавался с площади, где накренённая старая башня словно перст ветхого бога одиноко нависала над неспешной свинцовой рекой.
Эшер вспомнил родной Леуварден, вытесненный полётом, и достал карандаш, который к его великому удивлению оказался с ним. Он моментально зарисовал башню, старую площадь и дорогу, ведущую к улице Гроте Керкстраат, к тому небольшому дому из красного кирпича, из которого, как ему казалось, он так и не уходил. Похоронные дроги, медленно ползущие по улице, смущали его своей медлительностью, и он тут же дорисовал к ним ещё одну лошадь. Перед маленькой жёлтой церковью, что как восковая свечка, торчала посреди старой площади, лошади остановились. Люди в чёрном, увенчанные епископскими тиарами на головах, выгрузили из погребальной повозки чёрный лакированный гроб и понесли к воротам церкви. Эшер предполагал, что сейчас картинка сменится, но, видимо, что-то пошло не так, и какой-то сильный и холодный ветер увлёк его своим течением и потащил внутрь через церковный проём.
Внутри было пусто, как ему показалось вначале: в тумане желтого света, перед каменным алтарём, на некоем подиуме, стоял лакированный гроб, на поверхности которого отражался свет десятка свечей, горевших в округе.
Эшер беззвучно проплыл под церковным нефом и завис, словно воздушный шар, прямо над саркофагом. Крышка была открыта и было отчётливо видно с высоты, что внутри обитого красным бархатом гроба, лежит огромный богомол, облачённый в тунику священника.
Странно, что глаза богомола были широко открыты и это заставило Эшера подлететь ближе, чтобы заглянуть в них.
К своему глубокому удивлению он увидел глаз, нарисованный им когда-то, в зрачке которого отражался человеческий череп и ему вдруг показалось, что чёрная густая пустота, скрывающаяся за черепом, должна быть им обязательно исследована.
Ему шёл уже семьдесят третий год и в один из зимних дней он вдруг слишком явственно ощутил необходимость создать свой последний офорт, в котором он бы смог беспристрастно исследовать природу бездны, которая его когда-то поглотила, чтобы извергнуть из себя вновь.
Кто-то называл это бессмертием, а кто-то сансарой.
ТТ@26.02.2021
Аллея ужаса
Готический рассказ из Чернолесья
Dedicated to R. L. Stevenson
Всякий, кто хоть однажды не спеша прогуливался по знаменитой Лихтентальской аллее в шварцвальдском Баден-Бадене, смог бы подтвердить, сколько истинного наслаждения для души и радости для глаз путника способна принести такая незатейливая прогулка.
Весной и летом, в любое время года, вы непременно будете наслаждаться элегическим променадом вдоль небольшой горной речушки Орсо и под зелёными благоухающими кронами столетних лип и буков.
В конце почти бесконечной аллеи расположено древнее цистерцианское аббатство, будто бы погружённое в вечный сон, с большим живописным двором и деревьями, поросшими изумрудным старым мхом.
Там, после прогулки, можно сделать привал и, уютно расположившись на деревянных скамьях, выпить травяного чая из монастыря или чашку горячего шоколада с коричными кренделями.
Однако, и в здешних идиллических ландшафтах великолепной шварцвальдской природы не скрыться от ужасных событий, время от времени попадающих на первые страницы местных газетных листков, в разделах криминальных происшествий.
Одну из таких жутких историй поведал мне как-то мой близкий знакомый, доктор Норберт Клаус Герке, местный патологоанатом, когда мы с ним в конце ноября 1889 года медленно и с наслаждением совершали прогулку по золотисто-багряной Лихтентальской аллее.
День клонился к вечеру, отчего тени от деревьев стремительно удлинялись и приобретали тот загадочный тёмно-синий цвет, который вызывает у нас порой тревожные и весьма дискомфортные чувства, и заставляет наши ноги делать всё более длинные шаги, спеша куда-нибудь к теплу и свету одного из местных трактиров или чайных салонов.