Блондин поперхнулся от возмущения, и тут с лестницы позвал знакомый голос:
Асавин!
Девушка прыснула от смеха. Улыбающийся от уха до уха Тьег протянул блондину ладонь.
Что ты здесь делаешь? спросил белобрысый.
Уна опустила арбалет:
Так это тот друг, которого ты ожидаешь? она хмуро глянула на Асавина. Что, нельзя было сказать, что у тебя здесь встреча? Я ведь могла тебя продырявить.
Спасибо, Уна, на лице мальчишки все еще сияла улыбка. Мы будем благодарны, если ты сваришь нам кувшин эфедры, а после мы поднимемся в номер.
Рыжая махнула рукой и дала распоряжение служанке. Через несколько минут Асавин поднялся по лестнице следом за серовласым, снедаемый любопытством. В комнате их ожидал рыжий узкоглазый мальчишка.
Это мой слуга, Курт, объяснил Тьег. Ему можно доверять
Асавин захлопнул дверь и запер на засов:
Рассказывай, какого ты тут забыл? Опасно возвращаться на место преступления, да еще и оставаться на постой.
Мне некуда податься, помрачнев, Тьег сел на край кровати. Отца заперли в палаццо Маски, а в Лазурное Поместье нагрянули протекторы Я чудом сбежал, если бы не Курт, он взглянул на узкоглазого, и тот ответил почтительным кивком.
Ничего не понимаю, Асавин сел рядом с Обраданом. Мы прикончили голь, протекторов это не касается
Не знаю, покачал головой мальчишка, но это единственный известный мне постоялый двор, где не задают лишних вопросов, а ты единственный мой друг в городе.
Блондин похолодел от ужаса. Одно дело заигрывать с сизыми плащами, и совсем другое танцевать на лезвии ножа Протектората. Всем известно, что если эти вцепятся, то уже ни за что не отпустят, а в их застенках продашь и родную мамочку. А может и не казнят, а снова отправят на рудники. Нет уж, он ни за что туда не вернется! Асавин натянул привычную хитрую ухмылку:
Разумеется, Тьег. Я удивлен, что у тебя вышло скрываться так долго
Это заслуга Курта, парень тепло улыбнулся молчаливому слуге. На пару дней я забился в нору на окраине Медного порта. Хозяин комнаты был вечно пьян до состояния земляного червя, но мы поспешили убраться, пока он не очухался С тех пор я безвылазно сижу здесь, а Курт мои глаза и уши.
Асавин придирчиво оглядел слугу. Рыжий житель Нерсо такая невидаль, что привлекает внимание не хуже рубийца.
Нет, с этим надо заканчивать, сказал блондин, прихлебнув эфедры. Еще примут его за оранганца, хлопот не оберемся
Так он и есть оранганец, пробормотал Тьег, и Асавин поперхнулся, выпучив глаза.
Откашлявшись, он посмотрел на парня. Тот, кажется, совсем не понимал, в чем состоит проблема.
Послушай, Тьег, Асавин отставил чашку от греха подальше, в Ильфесе есть множество табу, гласных и негласных. И есть три народа, которых ненавидят больше авольдастов, вакшами и даже больше клевещущих на Маску: нолхиан, эквийцев и оранганцев. Твоего пацана могли убить. Или, и того хуже, он мог привлечь внимание протектора. У этих чутье на все богомерзкое.
Богомерзкое? Тьег нахмурился.
Ты не знаешь историю? Асавин вздохнул. Это общеизвестный факт. Тысячи лет назад Ильфеса была центром сильной империи, управляемым Царем-Драконом. Человек это был или нолхианин, никто не знает, но вся власть принадлежала нелюдям, и единственными людьми, если их так можно называть, допущенными к кормушке, были эквийцы и оранганцы. Рыжие, говорят, воевали за него, а эквийцы проводили всякие ритуалы. А потом пришел Черная Маска, убил Царя-Дракона, прогнал нолхиан, эквийцев и оранганцев: всех, в ком была хоть капля нелюдской крови. С тех пор здесь им не рады и, уж поверь, отношения, как к человеку, не сто́ит ждать.
Курт еще сильней сузил глаза, раздул ноздри на плоском носу и готов был прыгнуть на Асавина, словно рассерженный зверек, но Тьег положил руку ему на плечо.
Оранганцы не люди, говоришь? задумчиво протянул рубиец. Неужели и ты думаешь так же?
Асавин наклонился вперед, положив подбородок на переплетенные пальцы:
Я рассказал то, что известно каждому жителю этого города. Правда это или нет, не мне судить, но такова истина, втолковываемая в церквях и записанная в Законе Благодати. Что до меня, он улыбнулся и развел руки в стороны. Я не верю в магию, лесных человечков с хвостами и богов. Над нами нет никого, кроме других, более удачливых комков плоти, а боги, славные легенды и вычурные обряды не более чем цветная заплатка на прохудившемся цирковом шатре.