Зопир! Убей его! воскликнул Александр, но крик, обращённый в землю, в ней и потоп.
И голос сверху был:
Ужо, царь, упокойся. Тебе срок пришёл. Не я убью аспидная чума
Перед ним стоял архонт Ольбии, суть варвар! И, наступив на грудь облезлым сапогом, выдавливал из чрева душу. И та душа ещё противилась, цеплялась за вместилище, ершилась, не желая исторгаться из тела благодатного.
Зопир! Зопир! звал ещё он. Зопир, убей!
Но откликался конь: где-то рядом ржал, встревоженный и чуткий к зову, и не бежал на зов. Только его глаз дрожащий, как огонёк свечи, мерцал перед воспалённым взором.
И снова враг восстал с бичом:
Никто не придёт на помощь! Кроме меня.
Тогда ты убей! царь меч искал в траве. Пронзи мечом! Я воин, мне недостойно пасть от бича! И от чумы позорно!
Князь поднял его на ноги и, осмотрев, вдруг сдобрился:
Пожалуй, пощажу тебя.
Пощадой станет смерть от твоей руки! Иначе аспидная чума расправится Я обречён жить только до восхода
Да, царь, мор скоротечен, бич сматывая в кольцо, вздохнул архонт. Коль не вкусить лекарства, восход тебя спалит. Мы вот вкусили и ныне ждём, когда борей очистит город Но если ты попросишь, царь, я дам тебе бальзам.
Ум угасал, а вкупе с ним гордыня.
Так мало прожил, пожаловался он. А был рождён для дел великих И ничего не испытал! Я даже не любил ещё!..
Что же ты делал, отрок?
Учился. И постигал науки
А помнишь, кто ты есть? Кроме того, что царь Македонии и тиран Эллады?
Я сын Мирталы
И что ещё?
Сын своего отца
Этого мало
Старгаст мне говорил, рождён был Гоем! сквозь мрак прорвалась мысль. В тот час, когда на небосклоне звёзды сошлись в единый круг. Нет, напротив, выстроились в ряд Впрочем, я плохо помню его науку. Но жажду жить и испытать себя!
Князь чуб свой намотал на ухо и покрыл бритую голову валяной шапкой. Перед взором осталась лишь подкова серьги, торчащая из уха. Но и она померкла зрение угасало вкупе с сознанием.
Добро, лекарство дам, заключил рус. Мне ведомо, аспидная чума чернит сознание и гасит ум. Но мужества исполнясь, след затвердить тебе: болезнь вновь явится, как только посягнёшь на свет чужих святынь. Ты не умрёшь при этом сам обратишься в снадобье, источая целительный бальзам Ну, всё запомнил?
В тот миг зачумлённый, он не внял, да и не способен внять был его словам, тем паче проникнуть в их смысл. В подобных случаях он обращался к учителю, который разъяснял все хитросплетения мыслей и явлений. Сейчас, сквозь мрак в глазах, сквозь жар, что корёжил тело, он вспомнил Ариса.
Там, в шатре, философ, промолвил Александр. Мой учитель Я связан с ним, как пуповиной. Дай ему бальзам! А он мне растолкует, как поступать
Учителя излечишь сам, был ответ. Коль пожелает Ты прежде взгляни на то лекарство, коим скуфь лечится!
Но я уже ничего не вижу!
В сей час прозреешь
Сказал так и чем-то намазал ему глаза. Царь с трудом разлепил веки перед ним оказалась лохань, обвязанная ссученной вервью. В ней лежал издыхающий чумной, в коростах безобразных, с уст и тела струился гной.
Да, вид мерзостный, согласился рус. Зри, что ждёт тебя, коль покусишься на святыни, сия лохань. Философ не учил, я преподам урок. Запомни, царь: яд всегда слаще и приглядней. Противоядие срамно и горько
И щедрой рукой зачерпнув гноя, поднёс к его устам
На вот, вкуси бальзам
3. Эпирская жена Миртала
Филипп почти исторг из обычаев придворных грубые варварские нравы и пристрастия, изжил множество привычек и обрядов, доставшихся в наследство от прежних царей Македонии. В первую очередь избавил Пеллу от последних тайных храмов, где служили и воздавали жертвы старым богам, на их месте воздвигнув греческие, а тех, кто не отрёкся и на своём стоял, облагал налогом, особо ярых поборников древней веры лишал имущества и, невзирая на вельможность, заслуги прежние в ратных или иных трудах, изгонял прочь. В первые три года царствования, издавая строгие указы и декреты, он запретил ношение портков, рубах, валяных шапок, кожаных сапог и прочего македонского платья, велев переодеться в хитоны, гиматии и сандалии. И только рабам позволил донашивать старые наряды, чтобы сразу было видно невольников и господ. Филипп потратил пять шестых казны, чтобы купить в Спарте одежду, снаряжение, доспехи для войска! А всем портным, кожевникам и бронникам впредь велел кроить, шить и точать всё это по спартанскому подобию. Хотя по образу спартанцев содержать полки он не отважился, опасаясь ропота и бунтов: с голыми коленями, без портков и в сандалиях ратники зябли и страдали в заснеженных горах Иллирии и Фракии. Однако скоро привыкали, ибо по своей варварской природе отличались выносливостью и терпением. В ответ на это царь щадил своё воинство, не замышлял зимой походов или летом, высоко в горах, и послаблял, давая право в лютую стужу спать с конями и от них греться.