То-то, что никакой! радостно подхватил второй старик, до этого молча сидевший на обитом зеленым плюшем диванчике и с нескрываемым удовлетворением наблюдавший за происходящим. Он был невысокий, худой, лысый, со сморщенной, как печеное яблоко, ехидной физиономией; несмотря на дорогой, идеально отутюженный костюм без единой лишней складки, шелковый платок, обвивавший морщинистую черепашью шею, сверкающие туфли и безупречные манеры, его так и подмывало назвать не стариком, а старикашкой. Я тебе, старому дурню, сразу сказал, что это копия, а ты заладил, как ученый скворец: оригинал, оригинал Неизвестный ранее шедевр он, видите ли, открыл! Если разобраться, так это не копия даже, а подделка. Стиль письма похож, а такая работа ни в одном каталоге не значится Верно ведь? обратился он за поддержкой к Ирине.
Верно, сдерживая улыбку, сказала та, но лишь отчасти. Ведь мы с вами не знаем, в действительности ли здесь скопирован только стиль. А может, этот неизвестный художник копировал подлинную картину мастера, просто не дошедшую до наших дней?
Вот именно, с удовольствием поддакнул Дмитрий Васильевич и, переплетя пальцы рук на объемистом чреве, благодушно уставился на своего оппонента поверх очков.
Чепуха! отмахнулся тот. Ни в коем случае не ставя под сомнение вашу компетентность, уважаемая Ирина Константиновна, я все-таки должен заметить, что развлекаться предположениями можно до бесконечности. Вы сейчас пытаетесь помочь этому старому толстому мошеннику увильнуть от расплаты. А между тем все ясно как божий день: это не подлинник, спор разрешен беспристрастным арбитром, и настало самое время проигравшему платить, а победителю вкусить плоды своей виктории.
Ирина промолчала. Сморщенный старикашка во многом был прав: развлекаться предположениями она привыкла в другом месте и в другой компании, а что до плодов виктории, так это уже было и вовсе не ее дело.
Давай-давай, старый жмот, продолжал между тем старикашка с нескрываемым злорадством, открывай закрома! Пробил час расплаты! Будешь знать, как хвастаться!
Экий ты, право, грубиян, сказал Дмитрий Васильевич. Хоть бы при даме постеснялся
Он с кряхтением выбрался из недр глубокого кресла с потертой плюшевой обивкой, обогнул массивный круглый стол, опиравшийся на когтистые львиные лапы, распахнул резные дверцы старинного, умело отреставрированного буфета и принялся рыться внутри, мелодично позвякивая хрусталем. Наконец на свет появилась пузатая бутылка зеленого стекла с длинным горлышком.
Тридцать лет берег, пожаловался он, водружая бутылку на стол, а теперь вот приходится отдавать этому фанфарону
Не берег, а жилил. Я тебе еще тридцать лет назад говорил: давай ее разопьем. А ты пожадничал. Был жмотом, жмотом и состарился, объявил старикашка, с вожделением глядя на бутылку и энергично потирая ладони.
Представляете, обращаясь к Ирине, сказал Дмитрий Васильевич, какие бывают люди? Тридцать лет точить зубы на чужую бутылку коньяка! Он и спор этот затеял наверняка только для того, чтобы ее у меня выманить. Не удивлюсь, если окажется, что он сам подсунул мне эту несчастную картину
Гнусная клевета! воскликнул старикашка, хватая бутылку. Ну, что стал? Штопор давай, бокалы Вы ведь не откажетесь разделить со мной сладкий миг торжества? любезно улыбаясь, обратился он к Ирине. Коньяк настоящий, теперь такого днем с огнем не найдешь.
Это верно, подтвердил Дмитрий Васильевич. Теперь такого просто не делают.
Благодарю вас Ирина решительно поднялась. Я за рулем, и вообще Словом, мне пора. Не буду вам мешать. Если вам нужно официальное заключение
Что вы, что вы! вскричал старикашка, которого, если Ирине не изменяла память, звали Петром Петровичем. Мы верим вам на слово!
Безусловно, подтвердил Дмитрий Васильевич. Мне доводилось встречаться с вашим отцом, и я, помнится, был восхищен глубиной и обширностью его познаний. Утверждают, что вы пошли в него, и мы с Петром Петровичем только что получили этому весьма убедительное и красноречивое подтверждение. Что же до официального заключения экспертизы, то оно не требуется, поскольку речь о продаже данного полотна не ведется. Все-таки, как ни крути, середина девятнадцатого века Копия или не копия, а пускать эту вещь по рукам, чтобы уже через полгода она осела в коллекции какого-нибудь немца или, того хуже, нового русского, я не намерен. Однако, будто спохватившись, сказал он уже другим тоном, Петр Петрович, друг мой, соловья баснями не кормят!