Избавь нас, Илья Иванович, от Соловьиного посвиста, от звериного окрика! Мы второй раз уже того лиха не выдержим.
Схватил тогда Илья злодея за сивый чуб, посадил в мешок и отвёз за киевские стены в чисто поле. Сказал там Муромец разбойнику:
Не быть яду змеиному ключевой водой. Не стать ворону резвым соколом. Просил я тебя, Соловей, не свистать во всю свою Соловьиную силу. Уговаривал кричать вполсилы по-звериному. Не послушал меня, Одихмантьев сын! Полно тогда тебе, злодею, слезить отцов-матерей! Полно вдовить молодых жён, сиротать детей малых!
Сказав это, вытащил Илья богатырский меч здесь Соловью и конец настал.
Три поездки Ильи Муромца
оехал затем Илья по чисту полю. Долго ли ехал, коротко глядит, перед ним латырь-камешек. Расходятся от того камня три дороги. На камне написано: «По первой дороге ехать убиту быть. По второй женату быть. По третьей богату быть».
Сказал Муромец сам себе:
Нет у меня ни жены, ни наследничка. Не для кого держать цветное платье, золотую казну. Нет, не поеду на дорогу, где богату быть. Не поеду и на дорогу, где женату быть. Взять себе молодую да то чужда корысть; на белила-румяна будет молодая жёнка падка, с молодцами возьмётся перемигиваться, проситься вечерком за околицу. Не оставить такую, и самому пропасть! Взять же старую на печи её держать, овчину накидывать, шубой укутывать, киселём кормить, на двор водить. Поеду-ка я на ту дорогу, где убиту быть.
Сказал так и поехал по первой дороге только пыль закурилась. Бурушко его с горы на гору перескакивает, с холма на холм перепрыгивает, реки и озёра между ног пропускает. Возле самого Смоленска-города преградили Илье дорогу сорок тысяч разбойников.
Атаман их обрадовался:
Вот так гость прямо в руки к нам пожаловал! Принимайтесь-ка поскорее, ребята, за молодца. Отбирайте у него цветное платье. Вытрясайте золотую казну. Уводите доброго коня.
Говорит Илья атаману:
Видно, ты, атаман, совсем стар, видно, стал вовсе немощен. Где же ты, лунь седой, пень незрячий, цветное платье видывал? Нет у меня золотой казны, драгоценных камней, есть лишь добрый конь, а на том коне богатырское сёдлышко. Оно, атаман, не для красы, а для крепости, чтоб крепче сидеть было на нём наезднику. Есть ещё у коня тесмяная уздечка, а в той уздечке зашито по яхонту, и то не для красы, а для богатырской крепости. Да ещё у меня на головушке шеломчатый колпак под сорок пудов. И тот не для красы, а для ратной пахоты.
Атаман кричит подельникам:
Долго мы дали выговаривать молодцу! Окружайте-ка вы, братцы, незваного гостя! Принимайтесь-ка поскорее за дело!
Скучно стало Илье. Снял он со своей головы шлем под сорок пудов да и взялся тем шлемом помахивать. Как в сторону махнёт улочка. В другую переулочек. Видят разбойники, беда пришла, побросали кистени и дубины, молят:
Оставь нас хоть на семена!
Илья Муромец их не слушает и на семена не оставил. Вернулся затем к латырю-камню и подписал на нём подпись: «Очищена та дорожка прямоезжая».
Говорит затем сам себе Илья:
Коли вернулся я жив с первой дороги, отчего бы вторую не попробовать?
Поехал Муромец на дорогу, где женату быть. Бурушко его с горы на гору перескакивает, с холма на холм перепрыгивает, реки и озёра между ног пропускает. Долго ли, коротко ехал, видит белокаменный терем. У окошка сидит красная девица. Как завидела девица гостя, зарделась, обрадовалась, вышла встречать на расписное крылечко, низко кланялась:
Здравствуй, мой белый свет, Илья Иванович!
Повела затем девица богатыря в палаты-комнаты, усадила за дубовый стол, стала яствами потчевать, наливать вина.
Спрашивает она:
Не притомился ли ты, молодец?
У Ильи и впрямь глаза от того вина смыкаются, руки-ноги от тех яств тяжелеют. Однако Илья не теряется. Говорит богатырь девице:
Отдохнуть хочу с пути-дороги. Веди меня в свою спаленку.
Девица взяла его за белы руки, повела в богато убранную спаленку, говорит:
Ложись, свет белый, Илья Муромец, на широкую кроваточку, на пуховые перины-подушки. Для тебя я её стлала, для тебя те перины-подушки взбивала.
Илья отвечает:
Ах ты, моя душечка, красавица-девица! Отчего бы тебе самой кроваточку прежде меня не попробовать? Отчего бы на тех перинах-подушках не понежиться?
Схватил он её под подпазушки да и бросил на кроватку. Тотчас кровать подвернулась, и улетела девица в глубокий подвал.