На это Гликерия Устиновна живо откликнулась:
Акулина Силина археолог-то у них комнату снимал! Она будто сама видела, как тот прятал фигурку, женщина заглянула в лицо брата. Что, заинтересовался, никак? А я тебе и раньше говорила, что точно было что-то у этого копателя! Ты всё меня не слышишь! А он ведь тогда как? Сидел, сидел тут, и вдруг сорвался бегом в город! А в лесу его и встретили разбойнички! Только жандармские ничего так и не узнали! А если вез он «гирелу»?
Гордей Устинович замахал руками:
Полно, матушка! Уж не следствие ли проводить задумала? он засмеялся. Пусть другие головы об этом ломаются, а у нас свои заботы! У меня разговор к тебе об нынешнем урожае. Да и сенокос начинается! говорил об этом Лыткин спокойно, но в голове билась мысль, которая требовала серьезного обдумывания.
Рассказ о «гиреле» взволновал его, но он всеми силами пытался сдержать себя. Уйдя после завтрака в сад покурить, купец сильно призадумался. После некоторого времени раздумий вдруг пробормотал: «А ведь верно, мог Мог Ай, да хитрец! Только на твою лисью голову найдется другая умная голова!» Встав со скамьи, он зашагал к дому.
Год 1955, январь
Утром Дубовик первым делом попросил дворника Ходулю принести всё найденное в подвале к нему в кабинет.
Принесенное «богатство» не заняло много места, но осматривать их подполковник взялся со всей тщательностью.
Пришедший Ерохин застал своего начальника, стоящим над картинами и погруженным в глубокое раздумье. Когда он попытался заговорить с Дубовиком, тот только, молча, показал на стул.
Некоторое время спустя, он, наконец, обратился к капитану:
Ну, докладывай, как наши дела? Отчет генералу готов? Хомича следователь допросил?
Всё, товарищ, подполковник, в норме! С отчетом можете ознакомиться! он положил перед Дубовиком несколько исписанных убористым почерком листов.
Подполковник углубился в чтение, а Ерохин, тем временем, принялся разглядывать картины. Видя, что Дубовик удовлетворенно кивнул, подписывая бумаги, обратился к нему:
Товарищ подполковник! А вот эту фамилию вчера на допросе наш диверсант упоминал! он показал пальцем на подпись внизу картины.
Какую? Лыткина? глаза Дубовика заблестели. А в связи с чем он её упоминал? но тут же жестом остановил попытавшегося что-то сказать Ерохина. Так, лучше я сам, пожалуй, побеседую, с этим гражданином, без предвзятости. Он поднял трубку телефона и, переговорив с невидимым собеседником, сказал:
Чувствую я, друг мой, Ерохин, интересную подоплёку всей этой истории с картинами Наберись терпения и я тебя посвящу в тайны одной семьи. А пока подполковник поднялся, я к генералу с докладом, а ты посиди здесь, дождись, когда приведут Хомича. Я скоро! он вышел.
Вернувшись от генерала, Дубовик застал арестованного Хомича, сидящим у двери на стуле. Руки его в наручниках нервно подергивались, и сам был неспокоен, с желтоватого лица стекали крупные капли пота. Подполковника он проводил настороженным взглядом.
Итак, гражданин Хомич, Дубовик сел за стол, сегодня меня ваша преступная деятельность, как таковая, уже не интересует. Всё, что зависело от нас, мы уже сделали, он с иронией посмотрел на бледного арестанта, и прекратите стучать зубами. Свое дело вы тоже уже сделали. Меня интересует некто Лыткин. Вам эта фамилия о чем-нибудь говорит? Хомич энергично затряс головой. Вот и прекрасно. Расскажите всё, что знаете об этом человеке. Подробно и с самого начала.
Товарищ начальник
Гражданин!..
Извините, гражданин начальник, можно папиросочку? Хомич заискивающе посмотрел на Дубовика и двумя пальцами дотронулся до своих губ.
Капитан, дай ему закурить! кивнул подполковник Ерохину.
С начала войны рассказывать? Кое-что вы уже знаете Рассказывать? попыхивая папиросой, спросил арестованный. Получив молчаливое согласие, начал говорить: Я, когда немцы пришли в город, сидел в КПЗ брательника подстрелил по пьяному делу, как я уже говорил. Со мной ещё двое. Так, мелкота, хулиганы. Вот, значит, вечером пришел наш следователь, сказал, что утром всех перевезут. Объяснять, почему, не стал, но мы и сами догадались канонада была слышна уже за городом, понимали, что немцы близко. Но, видно, начальство не рассчитало время, не успели за нами приехать, а, может быть, и не захотели возиться. Только утром услыхали мы, что танки идут по улицам, и речь слышна гавкающая. А в СИЗО к тому времени уже полная тишина стояла. Он звякнул наручниками, поднося папиросу ко рту. Просидели мы так сутки. А потом вдруг затопали в коридоре, открылась дверь, и появились на пороге немцы. Один офицер, один гражданский и двое солдат. Офицер с гражданским холеные такие! Пахло от них дорогим одеколоном. Гражданский в тонком пальто, при галстуке и шляпе. Офицер через него нас допрашивал. Спросил, не желаем ли мы работать на немцев, ну, полицаями, значит. Или, сказал, расстрел А что было делать? нервно спросил Хомич, и, встретив вместо ответа тяжелый взгляд Дубовика, опустил глаза. Повели нас в комендатуру, а там этот гражданский спрашивает, местные мы или нет. Я родился здесь, вернее, в районном центре, но учился здесь в институте, на инженера. Так и сказал. Этот гражданский спросил, не знаю ли я, где дом купца Лыткина. А я как раз очень хорошо это знал, он располагался на одной улице с нашим общежитием, городские все об этом знали. Рассказывали, что там до империалистической войны страшное убийство произошло. Вроде, как дочь этого Лыткина убили. Ну, он ко мне, значит, кинулся: показывай! Ну, пошли мы с ним к тому дому, там до войны интернат для детей был. Их, видно, успели, эвакуировали. Так вот, заходит этот гражданский в дом, и прямо с лица сменился, белый весь стал, и так принюхивается, что ли Потом упал на колени и зарыдал!.. Тогда я понял, что он домой пришел. Спрашиваю, так ли это? Он кивнул и говорит: «Я младший из Лыткиных Лавр. Совсем маленьким был, когда вывезли меня из России». Вот оно что, думаю! Он поднялся с колен, схватил меня за лацканы и дышит мне в лицо: «Помоги мне, а я тебе помогу остаться в живых!» В общем, рассказал, что папаша его в этом доме спрятал семейные драгоценности, их надо найти, особенно, какую-то статуэтку девушки. И как-то назвал её Я не помню Прислал он на помощь мне тех ребят, что со мной в КПЗ сидели, надсмотрщика приставил. Ну, взялись мы за дело, стали стены простукивать, в подвалах искали