Проститутки!..
Веня оторопел, не понимая, чем он или кто иной вызвал столь сильные эмоции, а Самхарадзе изливал поток переполнявших его чувств:
Ты понимаешь, они снова написали на меня анонимку. Ну, ничего, я им ещё покажу
Веня и не сомневался такой покажет. Коротышка, тем временем, выпустил пар и успокоился:
Как устроились? Как Вам наш институт? Тут работают наши лучшие кадры.
При этих словах на лице одного из «лучших кадров» Монина появилась улыбка. Однако, это была не ехидная или насмешливая улыбка. Она была подобострастной. Директор, впрочем, не был расположен к долгим разговорам.
Вы тут осваивайтесь. Ребята у нас хорошие. А мы высоко ценим Вашу помощь. Кстати, я Вам тут решил заплатить за Ваш благородный труд по трудовому соглашению (ха-ха!). Больших денег в науке не водится это Вы знаете. Сто пятьдесят рублей Вас устроит?
Обозначенная сумма не дотягивала даже до упомянутых Юрой двухсот рублей, не говоря уже о двухстах пятидесяти, но торговаться Веня не привык, поэтому он просто кивнул головой.
Вот и прекрасно. Сегодня после работы Вы не уходите. Мы Вам должны показать, настоящее грузинское гостеприимство.
По пути обратно в лабораторию Юра пенял Веню за его бесхребетность, выразившуюся в согласии на сто пятьдесят рублей. Было очевидно, что сам он меньше двухсот пятидесяти ни за что бы не взял, но Веня отшучивался: «Я у вас тут в первый раз, обычаев не знаю. Показалось, как-то невежливо возражать такому высокому человеку, как директор института».
А возражать и не нужно, поучал Юра, можно было вежливо намекнуть, что в Сибирские морозы не выжить без шубы, а шуба она, сами понимаете, стоит гораздо дороже. Ну, да ладно, что сделано, то сделано. Я потом ещё сам директору намекну.
Когда Монин рассказал, что вечером предстоит демонстрация гостеприимства самим директором, сотрудники оживились.
Смотри, сказал Тенгиз. Видишь там внизу чёрную «Волгу»? Это директор послал своего шофёра на рынок закупать продукты на вечер.
После окончания рабочего дня сотрудники и гость сели в машину директора, оставив только лаборанта Каху, который просто не поместился бы.
Он ещё молодой, пояснил завлаб, ему рано.
Машина резво помчалась по улицам города и уже через пятнадцать минут стала забираться в горы по петляющей дороге. Уже на выезде из города машина пару километров ехала вдоль высокого забора с колючей проволокой поверх бетонных столбиков.
Этим заводом я двадцать лет руководил, мрачно сказал Самхарадзе.
Веня сидел рядом с директором, пылкий темперамент которого не позволял ему долго молчать. Директор стал рассказывать анекдот, вполне соответствующий обстановке:
По петляющей дороге на большой скорости едет джигит. (У нас тут все быстро ездят). Видит на повороте знак табличка с короткой надписью «НЕ». Он такого знака не знает. (У нас мало кто знает дорожные знаки). Джигит едет дальше. На другом повороте стоит табличка с изображением ящика. Такого знака он тоже не знает, поэтому едет дальше. На третьем повороте совсем странный знак с изображением мужского органа. Не успел он подумать, что бы это значило, как за поворотом его тормозят ГАИшники: «Ты знаки видел»? Видел. Что видел? Сначала «НЕ». Правильно, дальше что? Потом ящик какой-то. Не ящик вовсе, а тара. Дальше что? Дальше был нарисован х.. Какой же это х.., матершинник? Это пися. А что вместе будет? Что? Вместе будет «Не тарапися»! Понял? Плати штраф и уматывай.
Веня даже представить не мог, что такой уважаемый человек способен рассказывать анекдоты на грани дозволенных приличий, но сотрудники смеялись. Видимо они уже хорошо знали грани своего директора. Машина остановилась на живописной лужайке. На краю лужайки возвышался домик с навесом, отбрасывающим спасительную тень, а напротив прямо из скалы била тугая струя, которая падала в отделанную мрамором чашу. Это была институтская база отдыха, на которой обычно принимали гостей. Шофёр споро открыл багажник. Арбузы, дыни и бутылки с вином он опустил в чашу с холодной водой, потом вынес из домика мангал и стал колоть мелкие берёзовые чурочки для будущего шашлыка.
Самхарадзе предложил Вене погулять, пока силами сотрудников готовится стол. Открывающийся с горы вид был настолько прекрасен, что красоты эти мог запечатлеть только художник, а описать только поэт. Простой фотограф или репортёр только испортили бы настоящее впечатление от увиденного. Нещадно палило солнце, но вдали, между горами вился сизый дымок, и бродили овцы. Через двадцать минут раздался выстрел.