При этом они явственно устремились куда-то вперед и ввысь, однако со всей очевидностью можно сказать, что были те люди чрезвычайно одержимы идеей, сколь еще полноценно воссоздать именно ту стародавнюю природную мудрость, что была, по их мнению, всеми нами некогда безответственно утрачена из-за бесконечно слащавых догматов истовой веры в загробную жизнь.
От их просвещенных наукой умов повсюду разом засквозило леденящим холодком простецких чисто надуманных логических абстракций, ну, а ярость благороднейшая их добрейшей души обнажила обоюдоострые мечи всегда склонной к обильному кровопусканию донельзя между тем абстрактнейшей справедливости.
Той-то самой, что во все времена была слишком откровенно самооправдываемой именем всей той еще изначально свойственной ей великой задушевной простоты, что более чем так безупречно возникла именно на основе полудетских дрем, в которых та очевидно совсем же бесхитростно созерцала, словно бы в зеркале никогда, вовсе и не сбывшееся светлое завтра.
У этих горе-реформаторов воздуха в груди хватало на одно то до чего еще сладкоречивое раздувание всевозможных и всяческих утопических грез, но отнюдь никак не на реальное улучшение и впрямь безнадежно стесненного положения обездоленных, и по большей части, именно что самими собой, да и всем осоловелым невежеством вполне закономерно закабаленных классов.
Эти благие доброжелатели всего сущего на этой земле, если чего вообще тогда и творили, так это разве что на редкость безостановочно изливали друг другу боль и скорбь о той весьма этак удручающе совсем наглядной неполноценности всего того нынешнего для них самих вовсе-то никак нисколько неправого обустройства всего того общественного бытия.
И вот еще что.
Они, сколь восторженно и обескураживающе бурно отметая всяческие в том «неправые» сомнения, яро высказывались о самой крайней уж необходимости полнейшего переоформления всей тогдашне существующей действительности в некий, куда поболее всему тому надлежащий облик и сущее подобие всего того, чего им ярко и красочно виделось во всех их сладких радужных снах.
Да только до далеких звезд на небесах им было как-то нисколько вовсе не достать, однако, сколько бы его ни было под голубыми небесами уж буквально все, что ни есть под ними, они всенепременно вознамерились, во что бы ни стало разом переиначить, придав ему некий абсолютно иной вид, суть и смысл.
И до чего неистово томились их горячие сердца в хмурые и унылые дни всей той буквально-то ничем, кроме ярого и окаянного насилия (как правило, в одну ту безмерно разве что истинно наихудшую сторону), и близко-то никак совсем неизменяемой повседневной обыденности.
Им уж лично были осатанело потребны все те будто бы неизбежные, а все-таки по некой непонятной причине чрезвычайно запаздывающие и впрямь-таки долгожданные перемены из того исключительно специфического разряда тех, что и сами вскоре к нам разом нагрянут, а тем и освежат они весь тот замшелый облик всего стародавнего, патриархального общества.
Они всего этого до того и впрямь откровенно же сладостно ожидали, словно бы народ иудейский в знойной пустыне манны небесной.
А между тем вся та до чего извечно сонная эпоха вовсе и не дышала им даже в затылок, вконец запыхавшись, скача вот вприпрыжку вслед за их убегающим куда-то совсем в дальнюю даль до чего только безмерно лучезарным самосозерцанием.
А уж, тем паче, куда было простым обывателям хоть чуточку поспеть за всем тем их ярко и самозабвенно, буквально-то всеобъемлющим и вездесущим мировоззрением.
Они, надо бы то вовсе ведь не мешкая сразу же вымолвить, и вправду более чем неизменно стремились к чему-либо бесконечно так светлому и никак не безрадостному и, кстати, вполне вот всецело истинно наилучшему и, главное, совсем не иначе, как сразу для всех и буквально-то каждого.
И вся беда была разве что именно в том, что сколь еще закоренело, было им и вправду дано, уж истинно до конца обрести, то самое наиболее ведь главное свое весьма этак донельзя черствое заблуждение
А именно были они на редкость сколь этак злосчастно уверены, что тот наиболее светлый для всего их народа путь совсем вот, безусловно, пролегает именно по сухому руслу целесообразности разом уж сколь искрометно взметнувшихся к самым небесам отчаянно же красных от людской крови знамен.
Причем, как оказывается, дойти до неких тех самых наилучших времен можно было одной лишь разве что дорогой самой так неизбежной и неминуемой смерти всех тех, кто даже и ненароком мог явно вот помешать всему человечеству, действительно же проделать и впрямь-таки гигантский скачок в тот истинно всеобщий наш великий завтрашний день.