Геологические эротичные эоны, сексуальные периоды меняют лицо Земли! В Бельгии на весеннем «Concours Mondial de Bruxelles» я изменила своё чувственное лицо. До жаркого лета обрабатывала я генералитет блока Нато. Завербовала на молдавском вине «Mimi», на бешенном русско-израильском сексе американского дурака-генерала. Снабдила штаб-квартиру блока Нато российской прослушивающей и японской видео аппаратурой.
На очередном плановом шоппинге, проинструктировав бельгийскую резидентуру, я покинула бриллиантовый, винный город Брюссель. Продолжила своё движение ко всё знающей Москве. В присмиревшем городе Берлине Орозерийский геологический период превращался в Статерий. От укрощённого Берлина до всё помнящей Москвы один миллиард восемьсот тридцать шесть миллионов миллиметров или 1836 километров. Один миллиард восемьсот тридцать шесть миллионов лет назад появлялась на Земле всякая бесхребетная, германская, агрессивная живность. Статерий сменялся Калимием.
Геологический период Калимий свершался один миллиард пятьсот миллионов лет назад. В одном миллиарде пятистах миллионах миллиметрах или в тысяче пятистах километрах от надёжной Москвы, близ музейного концлагеря Освенцим, наглой бандой налётчиков меня встретила тёплым вечером жестокая Польша. На заходе любопытного Солнца, на большом безлюдном шляхе, я остановилась. Молчало безветрие. За обочиной трава по пояс. Присела по нужде. Помочившись на польских козявок, поплевав на пшековских букашек, испустив вонючие газы я приметила: без ветра польская трава не колышется! Мечтательность, звуки испускающихся ветров не позволили мне услышать, как возле моего автомобиля бесшумно остановился чёрный «Мерседес»! Надев тёмные трусики, встав, одёрнув своё ослепительно красивое, чёрно-белое платье, я прикрыла колышку кала очаровательным польским лопушком. Повернувшись, очутилась в крепких объятиях трёх здоровенных парней!
Три сундукоподобных бандита уверились: дама в богатом автомобиле «Rolls Royce» едет одна! Бандюги подловили меня возле собственного кала, в траве, у обочины. Два белокурых парня крепко держали, третий, могучий, черноволосый, расстёгивал на мне моё дорогое платье. Рвал, чернявый с груди золотую цепочку, на которой сияла Звезда Давида! Бриллиантовая брошь на платье привлекла внимание разбойников! На мой красивый бюст эти жеребцы даже не смотрели! Обидно!
Изловили поляки золотую рыбку! Польская банда оказалась не готова к тому, что облегчившаяся дама владеет секретными приёмами умерщвления! На меня, на красавицу парни не смотрели! Разглядывали, импотенты, бриллиантовую брошь! Я с грустью осознала, что насиловать меня не собирались! Неужели я такая старая? Обиделась я очень!
Обо мне коллеги говорят,
Взгляд «Горгоны» смертельный удар без правил!
Злодеи забыли не все дамы жертвы! Я ударила первой. Стальные лезвия моих высоких каблучков пронзили обувь и стопы двух нападавших. Белокурые парни выпустили жертву, хватаясь за изуродованные пальцы ног. Кровь брызнула на дорогу! Тройным ударом скользкой медузы я выбила холодное, затем огнестрельное оружие из рук чернявых и белявых. Педерасты! Импотенты! Я бью очень жестоко!
От боли и удивления польские гангстеры гнусно матерились. Ругались разоружённые педики по-польски, но с украинским акцентом! Шляхта хохлятская, подлая, жёвто-блакитная!
Острые, стальные каблуки своей обуви я обычно использую для мгновенного убийства, с проломлением черепа. Убивать импотентов передумала. Стыд сортирного ротозейства прошёл. Двойным ударом ноги, с разворотом, стальным каблуком вышибла зубы у двух польских грабителей. У черноволосых, у белокурых зубы расти не будут!
Вечернее любопытное Солнце, спрятавшись за деревьями, наблюдало позор польского бандитствующего населения. Переломав рёбра, пальцы, руки агрессивным злодеям, я, на английском языке, потребовала ключи от «Мерседеса». Получив ключи, я открыла двери «Мерседеса» и багажник, оставив украинских ляхов корчиться, «отдыхать» на шляхе.
Дорога, где произошла драка, вела к концлагерю Освенцим. Ударами дамского стального каблука я проколола все пять шин «Мерседесу» (и запасное колесо). Села в «Rolls Royce», продолжила интересное движение.
Удивлённое нестандартным окончанием грабежа, польское вечернее Солнце, с улыбкой, укрывалось красивой сумеречной вёской. Заканчивался период Эктазий. Стенийский период, заключительный период Мезопротерозойской эры, я встретила в забывчивой, в склочной Варшаве.