Тихо, тихо Что ты так громко кричишь? Успокойся, пожалуйста Мы не пойдём к директору Пожалуйста, просто надень галстук и всё Проблем не будет
У кого не будет? я говорила ехидно и очень по-взрослому.
У тебя, у меня
У меня нет проблем, я резко перебила учительницу.
Ну хорошо, у меня Мне директор сказал, чтобы в моём классе все были в галстуках Да приняли тебя в пионеры, просто нам нужно было это устроить и кстати, изначально это не моя была идея. Так что я не виновата. Это родительский комитет предложил, что можно тебя якобы не принять Ну а кого ещё? Остальные все дети нормальные, а ты тем более дети тебя не любят, мы пошли им навстречу Родители учеников очень просили И директору тоже все было известно. Поэтому непонятно, что ты хочешь ему сказать
Откровения учительницы ошеломляли. Я, конечно, в то время, знала, что я изгой, что и взрослые и дети меня терпеть не могли, но весь масштаб такой человеческой ненависти к себе, маленькому и не совсем здоровому ребёнку, я даже и вообразить не могла. Даже родители учеников школы, которых я в глаза никогда не видела, пытались выжить меня и поиздеваться надо мной!
Тебе просто нужно в другую школу. Есть же школы для больных Или на дому заниматься А так ты среди нормальных детей конечно, это никому не нравится! Ни детям, ни их родителям. Ко мне постоянно подходят родители с просьбой убрать тебя от нормальных детей!
Нормальных?! я вскрикнула. Моё сердце сильно колотилось, а голос дрожал: Да вы больные все на голову! Вы даже не представляете, какие вы больные! Всё, мне больше не о чем с вами говорить!
Учительница что-то пыталась мне ещё сказать, снова попросить, чтобы я надела галстук, но я молча, не оборачиваясь, вышла из класса. На остановке общественного транспорта я села в троллейбус и поехала «в никуда», наматывая круги, глядя в окно и глубоко вникая в свою новую взрослую жизнь. Спустя несколько часов моего катания женщина-водитель, объявляя остановки, обратилась ко мне и очень грубо и правдоподобно сказала, что давно меня заметила в троллейбусе и что если я не сойду на ближайшей остановке, она сдаст меня в милицию как бродягу. Я сошла. Галстук я всё же надела. Перед дверью своей квартиры, чтобы не расстраивать маму. В школу я почти совсем перестала ходить. Учительница не возражала, ей так было спокойней. Она вырисовывала в журнале мне тройки и иногда четвёрки, как будто бы я посещала уроки. Родителей я обманывала, рассказывая «что мы сегодня проходили» и «что нам задано». В дневник я ставила себе оценки сама, чаще пятёрки, копируя подпись учителя. Вместо школы я уезжала кататься по городу, изучая его достопримечательности, и даже ездила в ближайшие города, изучала местность и там. В те времена часто по улицам ходили дружинники, отлавливали пьяных и хулиганов. Случалось, что они ловили и меня, маленького ребёнка со школьным портфелем. Дружинники интересовались у меня, где я живу, почему не в школе, почему одна и где мои родители Несколько раз пытались отвезти в милицейский участок, но как-то я им так грамотно и правильно отвечала на все вопросы, что они меня всегда отпускали. Я ловко научилась придумывать любые истории на ходу. Голос мой стал звучать убедительно и очень по-взрослому.
Потом наша семья переехала жить в другой город. Это был крупный город, столица одной из республик бывшего Советского Союза. Там проходил мой подростковый период, и это, конечно, было самое страшное время, с которым не сравнятся никакие сопливые пионеры. И в последний год моего проживания в этом городе я полностью перевернула всю свою жизнь. Тогда я пошла ва-банк, мне нечего было терять, потому что большим изгоем, кем я на тот момент являлась, стать было уже невозможно. Ежедневные издевательства и оскорбления, насмешки и побои так продолжаться больше не могло. Подростки со своими недалёкими родителями оказались куда более изощрёнными, чем те маленькие пионеры и учителя, о которых я писала выше, что каждый день моей ужасной жизни был уже невыносим. И я изменила своё отношение к себе. Я назвала себя ЛУЧШЕЙ. И не просто ЛУЧШЕЙ, а Неповторимой, Единственной. Я заставила всех в это поверить! Моё перевоплощение было почти стремительным, сказалась «четырнадцатилетняя школа жизни». Уже в пятнадцать лет я стала пользоваться небывалым спросом и популярностью. Мне предлагали сниматься в кино, а модельные агентства наперебой зазывали к себе. Будучи в десятом классе, я уже училась в театральном институте, а в музыкальную школу по классу фортепиано меня сразу зачислили в шестой класс! Я даже не старалась специально чего-то достичь, передо мной сами по себе распахивались все двери. И жизнь стала сказочной. Я имела толпы поклонников, готовых ради меня «на всё» в своём юношеском максимализме. В прямом смысле я взяла этот город «за горло» и крепко держала, не отпуская. Я отменила в своей школе школьную форму и ходила на уроки исключительно при полном макияже. В те времена это было непозволительно. Но мне так хотелось. В школу я заглядывала редко, предпочитая ей театральный институт или просто увеселительные поездки с приятелями. Учителя на этот раз ставили мне уже хорошие оценки за мои многочисленные прогулы. Так что в итоге я получила почти отличный аттестат и огромный жизненный опыт.