Как каюта космического корабля, произнесла я в восхищении.
Да, почти, согласился Нуар. Это твоя.
Но заходить я не торопилась. Каюта-комната по сути являлась моей камерой заключения. Меня замуруют за стеной. Вряд ли я смогу разгуливать здесь по коридорам свободно. Нуар заметил мое замешательство и смущенно спросил:
Тебе не нравится?
Не то, чтобы совсем не нравится, неуверенно начала я.
Хочешь, я поменяю цветовую гамму?
А ты можешь? удивилась я.
Конечно. Комната может быть любого цвета и любого размера, как ты захочешь. Инженеры дополненной реальности потрудились над этой разработкой. Очень забавно, я бы тебе рассказал
Так, тормози. Мне не нужно ничего, к чему приложил руку Мак Муэрто. Оставь все по минимуму. Только без дополненной реальности. Мне хватит минимальных удобств, я все равно здесь не задержусь. Принеси мне только миски для моего кота с водой и едой.
Нуар пожал плечами, снова вложил палец в нишу и просвистел что-то. Я не думала, что его связки способны издавать такие высокие звуки. В следующее мгновение комната преобразилась до неузнаваемости. Стены серого цвета, простая кровать в углу, стол, стул, в другом углу ванна и унитаз. Спартанские условия, конечно, но мне не нужно ничего от Макса. Многовато чести.
Пойдет, кивнула я. Один момент.
Да?
Музыка. И дверь.
Это два момента.
Не важно. Что с этим? Я тут пленница?
Я бы так не сказал, уклончиво ответил Нуар.
То есть я могу выйти в любой момент.
Нет. Без сопровождения тебе запрещено покидать свою комнату.
Камеру, поправила я его.
Музыку я организую. Дверь не предусмотрена.
Кот. Я жду своего кота, и не забудьте про мой телефон, проговорила я, и, глубоко вздохнув, вошла в камеру без окон и дверей. Ведь могла бы сделать гостиничный люкс, но моя гордость завела меня прямиком на «нары».
Какую музыку ты хочешь?
«Анна, я не люблю твою музыку. Пусть поставит мою любимую», попросил Тор.
Тор не дает мне слушать то, что нравится мне. Поставь его любимую, попросила я. Хоть что-то послушать, тишина сейчас мой злейший враг.
Нуар кивнул, и через мгновение мои спартанские покои наполнились переливами птичьих трелей, журчанием воды, шепотом ветра и далеким пением на чужом языке. По телу разлилась такая тоска, что ком в горле застрял, а к глазам подступили слезы.
Бог мой это прекрасно прошептала я, не в силах сдвинуться с места, парализованная этим великолепием. Ничего подобного я в жизни еще не слышала. Это была не музыка, это была сама жизнь. Я тосковала по местам, которых никогда не знала, по девам, чьи голоса никогда не слышала, по небу, под которым никогда не жила. Эта тоска накрывала меня с головой, но она не причиняла мне боли, скорее, она пробуждала любовь, вызывала досаду оттого, что я не способна преобразовать эту красоту в другую. Я могла лишь впитывать ее, но создать что-то подобное никогда.
«Спасибо».
Спасибо, передала я. Нуар улыбнулся.
Я скоро вернусь.
Не задерживайся.
Стена снова появилась. Я осталась в камере одна. Ну, почти. Сбросив пропахший больницей халат прямо на пол, я, разувшись, плюхнулась на неожиданно мягкую кровать. Только сейчас я поняла, насколько я вымотана. Музыка Тора подхватила меня на свои нежные руки, унося в мир, завораживающий своим великолепием, и скоро я провалилась в сон.
6 Глава
«Анна, проснись!»
Я открыла глаза. В ноздри ударил пряный запах благовоний, тихо играла музыка, до боли знакомая. Резко села на кровати и увидела то, чего боялась больше всего. Слишком хорошо я знала эту комнату, эту заваленную грязной посудой раковину, желтый пакет с мусором в углу, круглый зеленый бумажный абажур под потолком, уродливо прорезанным прерывистой трещина от стены до стены. И небольшой темно-коричневый шкаф-лакей у стены, открытая дверца которого, вечно завешанная горой одежды, напоминала терпеливо вытянутую руку лакея, держащую вещи в ожидании, пока господин изволит одеться. Это была квартира Макса.
Ни хрена не смешно, заявила я. Нуар! Верни все, как было!
Но ничего не происходило. Я встала с едва живого дивана, который помнил столько приключений, и направилась к балкону, ожидая застать там Макса. Если его не было в комнате он был там. Но балкон был пуст. За окнами жаркий пейзаж Челябинска, пустыри, «Мексика», как называл их Макс.