Глинский расхохотался. Презрительная реплика племянницы заставила вздрогнуть его всем телом, исказиться в страшном смехе красивым породистым лицом. Ему вдруг захотелось в одно мгновение, в немногих ничтожных случайных словах объясниться и объяснить все, что он давно хотел сказать Елене. Но уже, откашливаясь от смеха, вдруг осознал, что это невозможно, да и ни к чему впустую. Об этом тома надобно написать, а он собирается все вместить в несколько предложений зачем тратить усилия попусту?
Он посерел лицом и с полузакрытыми глазами произнес голосом с металлическими нотками:
Во-первых, ты не должна рожать, если хочешь сохранить на престоле сына Во-вторых, ты не должна рожать, чтобы сохранить жизнь себе В-третьих, ты не должна рожать, чтобы сохранить жизнь своему любовнику Если я регент и главный защитник младенца-государя, то я уполномочен на то духовным распоряжением покойного государя, твоего супруга
Которого, по признанию его брата Юрия, ты опоил ядовитым зельем и отправил на тот свет сообразно каким-то тайным, никому неведомым устремлениям
Глинский сделал вид, что эти оскорбительные, унижающие честь и достоинства слова не долетели до его ушей и вообще не произвели на него никакого впечатления. Он взял себя в руки и с нескрываемым самодовольствием посмотрел на свою племянницу сверху вниз.
Ты только порождение моих старых вожделенных мечтаний стать во главе Великого Литовского княжества, всего королевства, потом, когда меня вынудили бежать из Литвы, стать рангом пониже, правителем Киевского и Смоленского княжества Лавировал всю жизнь между врагами и союзниками С тайной иудейской помощью чуть не стал великим князем Киевским Для этого надобно было только жениться на вдовствующей великой княгине Киевской с иудейской кровью и использовать союз с Москвой против Литвы, а потом союз с Сигизмундом против Василия, чтобы поглотить Москву воссоединенной Киевской Русью Смоленское княжество обязано быть моим Все твердят, как попугаи о моей измене под Смоленском А какая может быть измена, если у меня отняли победу, Смоленское княжество?.. Могло бы так статься, что Смоленск стал столицей многих древнерусских земель, киевских, литовских, московских И всего этого лишил твой супруг, которому я с помощью иудейских партий Крыма и Литвы помог похерить свой первый бездетный брак и вступить во второй, да не с кем-нибудь, а со своей родной племянницей Иудеи думают, что они мудрее меня и всех вместе взятых, способствуя и потворствуя твоему браку пусть думают Но у меня были и есть другие виды на свою племянницу-правительницу и внука-государя Ивана И тут ты сообщаешь о том, что ждешь ребенка Это невозможно, потому что это крах всему в жизни моей и твоей, Елена, и даже жизни твоего любовника
Он замолчал. Взглядом, полным тоски и отчаяния, он молил Елену, неизвестно о чем. Вряд ли только о себе, о своей жизни молил. Она мучительно раздумывала, как же ей теперь быть, как вести с двумя самыми близкими людьми дядей и возлюбленным. Единственно, что прочно отложилось в ее сознании, что появление на свет внебрачного ребенка осложнит жизнь не только ей и возлюбленному, но, главное, абсолютно невинному младенцу-государю Ивану.
Как ее мог утешить возлюбленный в ее пиковом положении?.. Да никак! Она не могла возненавидеть своего возлюбленного
Зато люто возненавидела дядюшку за то, что он приговорил к смерти ее не рожденное дитя еще во чреве матери. От той зряшной и страшной беседы с дядей у Елены не осталось в памяти ничего, кроме того, что она не имеет права рожать и снова радоваться чуду материнства. Просчитался дядюшка с мстительностью племянницы и недооценкой силы ее любовника, посягнув на их свободу распоряжаться самостоятельно жизнью своих детей. Глинский оставил им только один выход и это стало началом его собственного конца.
Елена не ожидала ничего хорошего от объяснения с любовником. При его вечернем появлении она, словно опасаясь дядиных и боярских ушей сначала заперла за ним на многие засовы дверь, а потом, усадив поудобнее, чтобы видеть его глаза, рассказала о своем недавнем разговоре с главным опекуном сына Михаилом Львовичем Глинским, его угрозах, своих опасениях. Не выдержала и разрыдалась.
Ему было ужасно неловко, слезы и рыдания великой княгини казались ему излишними, мучительными для сердца бравого воеводы. У него от жалости к Елене перехватило дыхание.