Вот и пришлось Василию, не солоно нахлебавшись, отступать назад, предпринимая все возможное, чтобы защитить собственные пределы в старых границах. Тем более, что король Сигизмунд явно в превентивных целях уже вступил в Смоленск, отрядив войско к пограничным Дорогобужу и Торопцу. Государю московскому ничего не оставалось делать как поручить охранять земли своего государства в новых пограничных с Литвой уделах Стародубском и Северском их удельным князьям Василию Семеновичу Стародубскому и Василию Шемячичу. Боярину Якову Захарьину с войском приказано было стоять в Вязьме, а князю Даниилу Щене велено было прогнать литовский отряд из Торопца, жители которого малодушно присягнули Сигизмунду. Щеня блестяще справился с поручением, выгнав неприятеля и послал радостное донесение, что жители Торопца с радостью встретили московское войско и отказались от прежней вынужденной присяги королю.
Несмотря на провал анти-королевского восстания и отсутствие новых литовских земель и городов, приведенных под руку Москвы, в связи с новым замирением Москвы и Литвы, Михаил Глинский со все своим семейством отправился в Москву, где принят был весьма милостиво с щедрыми подарками. Князь Михаил с братьями пировал в кремлевском дворце, щедро был одарен не только богатыми одеждами, доспехами и конями, но и многими московскими селами с тремя поместными городами: Ярославцем, Медынью и Боровском.
В связи с тем, что между Сигизмундом и Василием снова был заключен «вечный» мир, поставивший всех братьев Глинских в положение изгнанников, сам Михаил Глинский оказался бесценным помощником и советником для Василия благодаря знанию польских и литовских дел, связей с европейскими дворами, знанию западных языков и западного образа жизни.
Глинские лишились своих владений в Литве и выехали в Москву не только со своим семейством, но и с большинством своими сторонниками. Король Сигизмунд, осмелев после перемирия и постепенного склонения на свою сторону хана Менгли-Гирея, несколько раз просил Василия выдать ему Михаила Глинского с братьями, обещая простить им прошлое. Однако Василий достойно отвечал, что Глинские перешли на сторону во время войны и таким образом сделались его подданными, служилыми князьями, а своих верных подданных он не выдаст никому и никогда.
Со временем Михаил Глинский упросил Василия выделить в его распоряжение воинов для сбережения его родовых городов Турова и Мозыря; государь пошел ему навстречу, дал воеводу, князя Несвицкого с Галицкими, костромскими и татарскими ратниками. Глинский, удовлетворившись малым, рассчитывал наперед на новые награды и подарки за свою службу, заслуги перед государем. Он знал, что родовые земли в Литве все равно придется отдать королю, и был не прочь получить в качестве служилого князя новые волости. К тому же князь Михаил был уверен, что перемирие Василия и Сигизмунда будет предельно коротким, и заранее предлагал свои услуги по отторжению от Литвы Смоленска с прилегающими землями.
Глинский убедительно доказывал, что загодя, на случай вспышки новой войны между Москвой и Литвой, он в интересах Москвы готов послать своего наперсника, немца Шлейница, в Силезию, Чехию и Германию нанимать конных воинов и кнехтов, которые перебирались бы в Москву через Ливонию. И готовились к новым сражениям на стороне Москвы под личным предводительством самого государя. В случае же Смоленской компании Михаил Глинский готов был встать воеводой большого полка, требуя для себя поста наместника (Vicroy) завоеванной области, бывшей под Литвой свыше ста лет.
О том, что смоленская компания близится с каждым днем, говорило и то, что за войну между Литвой и Москвой одновременно ратовали перед своими новыми государями два изменника Константин Острожский и Михаил Глинский. Во взятии Дорогобужа и сожжении Белой главными полками королевской рати предводительствовал Константин Острожский, грозивший довести эту рать аж до стен Москвы и пленить обидевшего его государя Василия Ивановича.
Велик был соблазн государя Василия столкнуть лбами в битве за обращенный самими русскими в пепел Дорогобуж «своего» литовского королевского изменника Михаила Глинского и «чужака» московского изменника Константина Острожского. Но осторожен и хитер был в византийских интригах Василий весь в матушку, да и в батюшку тоже. А вдруг снова переметнется на сторону короля коварный Глинский? А вдруг он с Острожским снюхается? Вот потому и распорядился Василий идти на Дорогобуж первому московскому боярину, воеводе Василию Холмскому, из Можайска, а боярину Якову Захарьину из Вязьмы.