Да нет никакой болезни. Давление низкое. Холестерин высокий. Две грыжи в позвоночнике. А больше, вроде, ничего. Никаких смертельных болезней не чувствую.
Кондратьевна слабо улыбнулась и кивнула:
Я же говорю, Дашенька, время пришло. В жизни не осталось никакого вкуса. Ни цвета, ни запаха. Никакого интереса. Пришло время мне, старой, помирать.
Ну, вот что тут поделаешь! Если что втемяшилось в голову старой женщине, ее ни за что не переубедишь. А уж если это не просто старая женщина, а старая волшебница, то пиши пропало! Неужели пришло время прощаться с Кондратьевной?
Дегустатор
Он словно бы нисколько не изменился с тех давних пор, как Кощей видел его в последний раз. Как и тогда, он сидел за дальним столом в самой грязной и вонючей таверне Тортуги, заставленным пустыми бутылками из-под дешевого рома, заваленным грудами табачного пепла. Как и тогда, он тянул из огромной кружки пойло гнусного качества и потягивал из трубочки еще более гнусного качества табак. Только так Дегустатор мог хоть как-то снизить свои необычные способности.
Фу-фу-Фу! вскричал он, едва Кощей переступил порог таверны. По правде сказать, он издал звук, скорее напоминающий «пф-пф-пф» из-за трубки, зажатой его желтыми крепкими зубами. Прежде русского духа мы и слыхом не слыхивали, и видом не видывали, а нынче русский дух к нам сам пожаловал!
Кощей несколько смутился он любил все эти старинные церемонии сам, и любил, чтобы их соблюдали и другие.
Да-да-да, торопливо пробормотал он, стараясь скрыть удовольствие, конь на обед, молодец на ужин. По правде сказать, старина, нынче я по-простому, без коня.
Ну, хлебнув здоровенный глоток из кружки, сказал Дегустатор. Ты же знаешь, старина, я человек простой и давай сразу, по-простому, вываливай, что у тебя на душе. Что тебе запонадобилось от меня?
Я хотел бы, чтобы ты кое-кого распробовал.
И кого же из тех, чьи запахи витают вокруг тебя, словно обеденный пар вокруг горшочка свинопаса? Надеюсь, ты припас для меня что-то поинтересней служки или массажистки?
Нда. Ты бывал в Петербурге?
Несколько раз. И каждый раз неудачно. Не мог найти подхода ни к тамошним дамочкам, ни к тамошней шпане. Какие-то они с выкрутасами, Дегустатор выбил пепел из трубки и принялся уминать в нее свежий табак зеленоватым большим пальцем.
Ну, вот его и распробовать надо.
Что сам город?
Кощей кивнул.
Дегустатор задумался. Губы его причмокивали, раскуривая трубку, а ноздри раздувались. Наконец он крякнул, хмыкнул и закричал громовым голосом:
Марта! Марта! Корова иерихонская, не видишь, что ли, ром кончился! К столу тут же подскочила тощая девчушка в лохмотьях с двумя бутылками.
Вот за что люблю Тортугу, так это за ее славный ром. И в этой таверне он самый ароматный!
Кощей деликатно кивнул.
Дегустатор между тем, не торопясь, наполнил кружку, отхлебнул из нее, покатал пойло по нёбу, шумно сглотнул и сказал:
Лет сорок назад это был чайный гриб. Лет тридцать назад это был темный портер. Лет двадцать назад это была кровавая Мэри. А теперь
Кощей вытянулся и навострил уши.
Теперь снятое молоко, квас из концентрата и жидкий зеленый чай.
Что, все сразу?
Угу. Мерзкая смесь.
Значит, тебе не нравится?
Дегустатор хмыкнул.
Как это говорится у вас, у русских? Перемелется мука будет.
Кощей кивнул, и кивком этим без слов дал понять собеседнику, что должок погашен не полностью, нет, далеко не полностью.
Спасибо, старина. Еще увидимся.
Увидимся, старина, еле внятно пробормотал Дегустатор и принялся сосать трубку с утроенной силой, так, что уже через минуту и он, и стул, на котором он сидел, и стол, заставленный бутылками, полностью скрылись в клубах едкого табачного дыма.
Молочница. Ой, простите, придворная молочница
Про жидкий зеленый чай Кощей знал все. Увлекшись здоровым образом жизни, он как-то пятнадцать лет подряд пил только жидкий зеленый чай. Потом ему надоело, и он перешел на овощные соки. Квас из концентрата тоже был Кощею более-менее понятен. Это была такая же фальшивка, как те драгоценные яйца, которыми в свое время бессмертный маг наводнил мир. А вот снятое молоко. Что такое, в конце концов, снятое молоко? Он никогда не пил молока. Ну, может быть, во младенчестве ах! Как это было давно! Да и то, во младенчестве его милая мама, которую он совершенно уже забыл, ни в коем случае не стала бы его поить каким-то снятым молоком. Откуда его сняли? С полки холодильника, что ли? Или, может быть, его сняли фотоаппаратом, забрав как верят некоторые первобытные племена, его молочную душу? Вот проблема!