Пустынные улочки у реки быстро сменили оживлённые и довольно грязные улицы центральной части города. Народа было так много, что у меня вскоре зарябило в глазах. Простолюдины, купцы, богатые горожане, пёстрые одежды, громкая речь Внезапно какой-то оборванец так сильно толкнул Альду, что чуть не сбил с ног. Я развернулся, чтобы схватить наглеца, но опоздал Иаков, как всегда, успел первым. Обидчик взлетел в воздух и шлёпнулся в канаву, полную нечистот. Прохожие с проклятиями отшатнулись от веера грязных брызг. Парень беспомощно копошился в канаве, изрыгая чёрную брань и угрожая немедленно зарезать своего обидчика, как только выберется на сухое место. Потом он заметил Иакова и мгновенно притих, окунувшись в грязь по шею. Наш слуга стоял, слегка сгорбившись, и глухо рычал, положив руку на рукоять кинжала. Он был похож на огромного пастушьего пса, учуявшего волка и готового наброситься на него, чтобы защитить своё стадо. Иаков подождал ещё немного и, поняв, что драки не будет, презрительно сплюнул себе под ноги и отвернулся.
Пожалуй, друзья мои, так дело не пойдёт, сказал де Кастр. Рано или поздно ваш слуга обязательно кого-нибудь зарежет, и мы окажемся в темнице. Лучше будет, если я пойду первым, вы за мной, а Иаков пусть охраняет нам спину.
Епископ выступил вперёд и картина разительно изменилась. Высокого худого старика в простой чёрной рясе и деревянных сандалиях узнавали издалека. Ему почтительно кланялись, а некоторые подбегали и, встав на колени в дорожную пыль, произносили что-то вроде «Benedicite, partite nobis!»[9] или «Просите Господа за меня, грешного», а де Кастр терпеливо останавливался, клал коленопреклонённому правую руку на голову и отвечал: «Да благословит вас Бог!»
Улица постепенно поднималась от реки, дома становились больше и богаче, дерево постепенно заменял знаменитый тулузский розовый камень, который на самом деле был бордовым, ну или казался мне таковым. Как целитель я прекрасно знал, что не найдётся двух людей, воспринимающих цвета одинаково. Особенно это касается женщин.
Над городом нависала мрачная громада базилики святого Сатурнина. Храм был выстроен в форме креста, в центре как бы пронзённого восьмигранной башней со стрельчатыми окнами. Позже я ознакомился с ним подробно, и меня поразил контраст дивной красоты храма внутри и мрачной, угрюмой архитектуры его фасадов. В тот день базилика осталась в стороне от нашего пути.
Примерно через четверть колокола мы вышли на небольшую площадь, и де Кастр с некоторым облегчением сказал мне:
Вон лавка купца Соломона. Сейчас мы войдём внутрь, я буду разговаривать с приказчиком, а ты отойди в сторону и попытайся ощутить зов Книги. Если она отзовётся, это решит всё, если же нет, это не решит ничего. Но другого выхода у нас нет.
Снаружи лавка выглядела не то как склад, не то как жилой подвал. Вниз вели ступени, а в стене, сложенной из грубого, растрескавшегося камня, были прорублены окна, больше похожие на бойницы. Внутри царил полумрак. И если глаза на время отказались служить мне, то обоняние обрушило волну запахов. Пахло лежалыми вещами, плесенью, старым пергаментом и воском, которым натирают деревянные поверхности. Казалось, что я оказался не в лавке, а в комнате тяжело больного старика.
Наконец я смог разглядеть, что лавка разгорожена на две части длинным прилавком, стена за которым от пола до потолка была занята полками, заваленными какими-то вещами. Альда взяла с прилавка подсвечник и с присущим женщинам любопытством принялась разглядывать товары, переходя вдоль прилавка направо и налево. Де Кастр тихо заговорил с приказчиком, а я отошёл в самый дальний и тёмный угол и попытался воззвать к Книге. Я не имел понятия, как это следует делать, поэтому со стороны, вероятно, выглядел как слабоумный взрослый и прилично одетый человек бессмысленно таращится в темноту и шевелит губами. К счастью, на меня никто не обращал внимания. Постепенно мне удалось изгнать из сознания досужие мысли и представить себе Книгу, но ответа не было. Временами я ощущал слабый, неразборчивый шёпот, но никак не мог понять что это следы Евангелия, которое побывало в этой лавке, а теперь оказалось в другом месте, или просто следствие чрезмерного умственного напряжения. Я взмок, ноги дрожали. Пришлось прислониться к стене, холод которой был приятен, но опасен простудой. И вдруг всё моё естество пронизала болезненная судорога, и я дёрнулся подобно эпилептику. Камни помнили! Книга была здесь перед моим мысленным взором было оно Евангелие от Иоанна, небольшая книга в потёртом переплёте. Я видел её так ясно, что, казалось, мог пересчитать все трещинки старой телячьей кожи. Правда, исчез оклад из золота и драгоценных камней, но это уже не имело значения! Да, книга была здесь, теперь я чувствовал это совершенно ясно, но что стало с ней дальше? Видение не отвечало на этот вопрос.