Если честно, "этого" Жан-Клоду достаточно не было.
И контракт он подписал уже на следующий день.
И даже не обратил внимание, что поступает на службу не в регулярную армию Республики, а в Иностранный легион. Просто потому, что он нанимался не к Республике, а к полковнику Жако. Лично. И если бы оказалось, что тот полковник какого-нибудь "марсианского ополчения", Жан-Клод точно так же бы не колебался.
Первые пять лет службы, "выбравшие сержантский ценз", прошли В Сорбонне, на факультете истории. По истечении этого времени Жан-Клод осознал себя сержантом Легиона, полным понимания того, что на самом деле движет этим миром и как легко обмануть большинство обитателей оного, однако так и не имеющим представления о собственно армейской жизни. Но тут полковник Жако познакомил сержанта с лейтенантом-инструктором Мгамбой и начался полный абзац. Мгамба, огромный, черный как ботинок, никогда не позволял себе никаких "издевательств на личном уровне". Но вот тренировки Это было что-то за гранью добра и зла. В редкие минуты отдыха он говорил: "Полковник, а я ему жизнью обязан раз эдак пять, велел сделать из тебя лучшего сержанта-инструктора по эту сторону той стороны галактики. И я сделаю. И единственный способ свалить для тебя это помереть. Но Как раз моя задача сделать так, чтобы прикончить тебя мог только полковник ну или может быть я. И больше никто. Вообще никто." Жан-Клод не сопротивлялся: он понял, что всех офицеров и даже унтеров отряда связывают с полковником именно личные отношения благодарность, дружба, уважение. Никто бы не выдержал таких нагрузок "из абстрактно понимаемого чувства долга" но вот чтобы "не подвести хорошего мужика", люди выдерживали невыдерживаемое, выносили невыносимое, ну и, как полагается в армии, катали квадратное и таскали круглое. Они попросту хотели этого. Как, к удивлению своему осознал Жан-Клод, хотел этого теперь и он сам.
По прошествии времени звание "инструктор" наполнилось и практическим смыслом, ибо господину сержанту Дюпону доверили тренировку поступающих в Легион новобранцев. Дело было непростое, но опыт приходил быстро и, как ни странно, было Весело. Весело было увидеть среди рекрутов тех самых алжирских раздолбаев, что "наехали" на него в Марселе и невольно познакомили с полковником. Весело было узнать, что эти самые алжирцы неплохо говорят по-французски, но делать из них если не хороших, то хоть каких-нибудь солдат крайне тяжело в то время как компания непойми каким ветром занесенных во Францию белорусов языка не знала вообще, зато сержантский экзамен сдала раньше, чем экзамен по этому самому языку Мгамба, закончив обучение Жан-Клода, остался просто его непосредственным командиром и в этом качестве проявил себя отличным парнем, с которым и службу править "нормально так", и рому выпить в увольнении весело. А там, как уже говорилось, подоспели и офицерские курсы, лейтенантские нашивки, потом капитанские Все было хорошо. Все.
Но вот взяло и, мать его, кончилось.
И теперь отставной капитан Жан-Клод Дюпон беседовал с профессором Вольмером, который мог предложить безработному капитану контракт и зарплату. Профессор же поражал какой-то нечеловеческой, невероятной усталостью. Нет, двигался он нормально и не засыпал на ходу. Однако весь его вид, вся его, как говорится, "повадка", говорили о том, что он устал. Не устал работать, или проводить собеседования, или еще что-то. Он устал жить. Так бывает, и ставший свидетелем самоубийства своего друга-полковника Дюпон понимал профессора как, наверно, никто другой.
Не удивляйтесь, капитан, что мы пригласили именно вас, говорил меж тем профессор, В конце концов, я лично о вас наслышан, ведь покойный Натаниэль был моим одноклассником, а потом сокурсником, мы дружили с детства, и конечно же он рассказывал о найденных им молодых дарованиях, ведь естественно, что в армии "дарования" сами по себе штука довольно редкая.
Натаниэль? Вы говорите о полковнике?
Да! Он, признаться, не знал, что я осведомлен о его имени, но так уж вышло. Натаниэль Жако Да и Жако он только потому, что как только ему исполнилось восемнадцать, он пошел в магистрат и попросил дать ему девичью фамилию матери. Ему всегда хотелось быть незаметным. Никогда, впрочем, не удавалось но всегда хотелось.
То есть он еще и не Жако?
А вы не знали? Я был уверен, что несмотря на всю его скрытность, он вряд ли мог бы полностью укрыться от тех, кто служил с ним бок о бок!