Преподобный Максим Исповедник научил богословов очень многому. Прежде всего, он первым соединил анализ понятий и проповедь: обычно проповедники располагают готовыми примерами из Библии, а вдумчивые богословы обращают внимание на то, что не попадает в проповеди, на редкие цитаты и неочевидные смыслы. Максим Исповедник показал, что любое слово Библии может быть пережито как начало множества проповедей, а проповедь может быть посвящена самым таинственным предметам. Затем, Максим Исповедник доказал, что мистический опыт это не личное восхождение к духовному смыслу, а часть истории, более важная, чем военная и гражданская история: если новая военная техника или новые законы меняют ход истории, тем более возможность вместе полюбить Бога, вместе сделать из таинств социальные выводы, возможность найти ложь не только в речи, но и в образе жизни начало новых эпох в истории. Старое солнце уже не светит, заметил как-то Данте Алигьери, а новое солнце Максима Исповедника не менее ярко, чем новое солнце Франциска Ассизского. Все время думаешь, как два величайших христианских аристократа, Максим Исповедник и Франциск Ассизский, дополняют друг друга: законодательная власть Максима и импровизации Франциска равно проистекают из переживания любви как таинства, как необходимой драмы спасения. Наконец, Максим Исповедник научил богословов не пренебрегать сомнениями, терзаниями, недоумениями, а видеть в них повод еще раз продумать все свои знания, весь свой опыт и все свои чаяния, сдавшись перед разумностью божественной любви.
Максим Исповедник умер 13 августа 662 г. в Колхиде, в далекой северной ссылке. Но его богословие продолжало греметь в столицах и вдохновлять мысль в самых отдаленных краях, создавая общую норму богословской работы, доступную любому ищущему уму. Шестой Вселенский собор признал все богословие преподобного Максима истинным. Иоанн Дамаскин, систематизируя богословие, собирал его из интуиций и прозрений Максима Исповедника. В Византии императоры и сенаторы, епископы и игумены все, кто хотели разумно управлять, внимательно и долго изучали труды преподобного Максима. Крупнейшие византийские мистики, Симеон Новый Богослов и Григорий Палама, вдохновлялись мыслями неправедно осужденного богослова. Переживание созерцания света как обоживающего действия, учение об обоже-нии всего тела как органическом принятии Откровения, учение о постоянном действии Бога в мире, на разных уровнях его бытия, все это наследие Максима Исповедника, триумфально возрожденное двумя вышеназванными великими мудрецами-мистиками. На Западе мистика Максима Исповедника была принята скорее опосредованно, так как на Западе не нашлось систематизатора его учения, но влияние его богословия не менее сильно, чем на Востоке: понимание любви как неустанной работы, ответственного принятия другого человека как источника и оправдания твоей собственной жизни, понимание мистического света как растроганности, призыв к безмолвию как переживанию созидательной силы слов Библии, призыв к милосердию как не просто доброму отношению, но к переживанию Церкви как большого сердца все это наследие Максима Исповедника мы находим у францисканцев и рейнских мистиков, пиетистов и квиетистов, множества западных мистиков, не читавших по-гречески, но любивших быть милостивыми. Сейчас, читая Максима Исповедника по-русски, мы учимся переживать и мыслить то, что прежде не переживали и не мыслили, но о чем догадывались всякий раз, когда жалели или проявляли щедрость.
Александр Марков
Профессор РГГУ и ВлГУ
29 ноября 2017 г.
Преподобный Максим Исповедник
Мистагогия (сборник)
Послание к Иоанну Кубикуларию о любви
Я знаю вас, боголюбцы, по благодати стойко придерживающиеся святой любви к Богу и к ближнему, о которой вы печетесь надлежащими способами; знаю [по опыту общения с вами], когда был с вами, и не в меньшей (если не в большей) степени [знаю теперь], когда отсутствую, что вы изведали, каковы суть свойства Божественной любви и как они называются, а поэтому обладаете, по добродетели, этим божественным даром, неописуемым и беспредельным, который не только изливает благодеяния на присутствующих, но и возжигает рвение в отсутствующих, отделенных [от вас] большим пространством. Каждый раз убеждаясь через приходящих сюда и через ваши драгоценные послания, которые, как в зеркале, отражают подобающий вам образ божественной благодати, в вашем преуспеянии в этой любви, я, естественно, радуюсь и веселюсь. И возношу благодарения за вас Богу, Подателю всяческих благ, не переставая вместе со святым Апостолом восклицать: «Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословивший нас во Христе всяким духовным благословением в небесах» (Еф. 1:3). Знаю и совершенно уверен в том, что святая душа ваша любовью в духе неразрывно связана с моей жалкой душой, узами дружбы имея закон благодати, благодаря которому незримо сочетаетесь со мною и заставляете сора-доваться с вами, заглаживая мой стыд, рожденный грехом, даром, уделяемым от ваших доброт. Ибо подлинно нет ничего более богообразного, более таинственного, более возвышающего людей до обожения, чем Божественная любовь. Она содержит в себе и собирает воедино все блага, о которых слово истины говорит как о [множестве] видов добродетели, и она никоим образом не связана всеми видами зла и удалена от них, будучи исполнением закона и пророков. Являясь наследником закона и пророков, таинство любви делает нас из людей богами; сосредотачивая в себе вселенский смысл отдельных заповедей, она, по благоволению [Божиему], единообразно объемлет им эти заповеди и, по Домостроительству [Божиему], распределяет их многоразличным образом.