По уму должны всех высадить, выгрузить багаж и найти, что он сдал. Но это часа три а кэгэбэшник, гнида, даже не вякнул. Что проку от них?..
Но одно знакомство не понравилось Павлу особенно, хотя он понимал, что другой бы на его месте форсировал удачу. Придя как-то с Михаилом в столовую, он, следом за приятелем, обратил внимание на пару, которая сидела за дальним столиком. Перед худым молодым человеком с пышными усами едва умещались на подносе тарелки; расправляясь столовской снедью, усатый держал речь и сверкал глазами. Темноволосая девушка с кукольным личиком, слизывая с ложечки сметану, слушала сотрапезника без эмоций.
Давай к Маше пойдем, предложил Михаил. Что, были на лекции? спросил он, без церемоний воздвигнув поднос на стол. Усатый, если и рассердился на вторжение, не подал вида.
Я пас, он взмахнул рукой в металлическом часовом браслете. Мне показалось подозрительным, и дел много.
На «Витязь» частенько приглашали ученых отчитываться об открытиях или расширять научный кругозор самолетостроителей, чей профессиональный багаж со временем сужался до примитивного набора элементарных формул.
Я была, сказала девушка, улыбаясь, и Павел удивился, как странно смотрелись на ее фарфоровом, с акварельным румянцем, личике широко распахнутые глаза, источавшие недюжинный темперамент и силу. Пока сотрапезники обменивались репликами, Павел уже понимал по интонации мелодичного голоса, по лукавому взгляду, по легкой улыбке что Маша выделила его из компании. Михаил с усатым, подчиняясь желаниям дамы, начали гнусно подыгрывать, и Павел из вежливости тоже вовлекся в галантный поединок, хотя нескрываемый Машин интерес скорее отталкивал его, чем привлекал.
После обеда Павел узнал от Михаила, которого развеселил чужой флирт, что Маша закончила университет, а ее мама заведовала секретной библиотекой. Машину маму все называли Инной Марковной, но ее подлинное отчество было Марксовна, что лаконичным штрихом указывало на семью с большевистскими традициями. Услышав про ведомство первого отдела, Павел, решил, что к Маше лучше не приближаться, и на время забыл о девушке.
Он проводил рабочее время, листая брошюрки с техническими характеристиками, параметрами и аббревиатурами. Дни проходили бесплодно, но как-то его, заинтригованного, отправили на непонятное мероприятие мальчиком на побегушках где с толпой компетентных начальников он стоял среди летного поля на сохлой траве, щурился на солнце, на город, который окружал аэродром, и гадал, зачем собрались люди, сканировавшие загадочным вниманием «Ан-2». Павел, которому приглянулся старенький самолет, с удовольствием наблюдал, как фыркнул двигатель, как растворились в воздухе лопасти пропеллера, как самолет покатился по полосе, а потом легко оторвался и полетел, покачивая крыльями и комично, в раскоряку, расставив шасси.
А ведь я, Анатолий Ефимович, солидно, но ласково рокотал волоокий Морозов, и его полные щеки лоснились от пота, Помню, когда с этого аэродрома каждый час взлетал «Ил-28».
С тридцатого завода уходили? кивнув, спросил морозовский собеседник.
Пекли как пирожки. Рев стоял!..
Свита заулыбалась. Потом «Ан-2» нацелился пропеллером в толпу, и, рыча, приземлился на бетон. Отвалилась дверь, по шаткой лестничке спустились люди, а Женя Козленко озабоченный карьерой партиец, явившийся на мероприятие из политических соображений потянул Павла к самолету, из которого выбирался летчик. Тот подал Жене руку, и Павел вспомнил, как Женя рассказывал, что занимается в парашютной секции.
Еле успели отмыть, пожаловался летчик. Вчера одна добрая душа рюкзак не закрепила, а в нем банки с компотом из слив. Как хряснуло! он махнул рукой. Жидкость пропала, конечно. А сливы мы съели.
Со стеклом, Леонид Васильевич? спросил Женя.
Леонид Васильевич усмехнулся и ответил:
Не, мы же умные. Мы ягоды ели а стекло выплевывали.
Его светлые глаза смеялись, а лицо хранило каменное выражение, и было непонятно, издевается он или говорит всерьез а Павел подумал, что неплохо встретить Игоря, закрутившего роман с иностранкой, которая анатомически не отличалась от отечественных барышень, в престижном качестве парашютистом. Пока ученые толпились в стороне, он познакомился с Леонидом Васильевичем, и тот с хитроватой ухмылкой дал понять, что может посодействовать. Совещание закончилось, толпа разбрелась, а Павел обратил внимание на другого участника планерки мужчину лет сорока, с точеными чертами лица и с агатовыми глазами. Бросилось в глаза, как бережно тот, подойдя к самолету, погладил обшивку, словно собачий загривок.