Брать деньги за воздух, которым дышим, не значит изобретать велосипед (см. тайну первоначального накопления в первом томе «Капитала»).
28 мая 2013 г.
«искусные сдвиги в ландшафте, которому эффект своего рода Английского парка придает требуемую естественность, пафос и надежду» (Джон Эшбери. «Три стихотворения»).
4 июня 2013 г.
Вчера на островах был открыт купальный сезон. Вода бодрящая, градусов 1516.
5 июня 2013 г.
в шаверме на сенной поет жак брель
и свидригайлов кушает мамзель
29 июня 2013 г.
Прочел у А. Жолковского, что Пастернак считал Ницше «нетворческой частью образованного европейского общества», несостоявшимся «поэтом или музыкантом», оттого-то кое с кем из лидеров социал-демократии и кинувшимся «в ярости и отрицании потрясать мировые устои». Охтыбожежмой, лучше б не читал.
30 июня 2013 г.
<Мы, филологи.> Забавно, что Жолковский в конце своего элегантного разноса, устроенного М. (с подзаголовком «Прогулки по Маяковскому»), обращается к Пастернаку за доп. легитимацией, чтобы, значит, не один только ученый, а ученый вместе с поэтом-гуманистом поэта-ницшеанца (и нигилиста, нигилиста!) уделали. Вдвоем оно, конечно, сподручнее. Но неужели Жолковский не слышит, что его гуманист сплошь и рядом пошляк в своих суждениях? Думаю, слышит, но уж больно «сто томов партийных книжек» хочется нокаутировать. Отчасти в продолжение предыдущего поста.
4 июля 2013 г.
Отдам в остраненно-приемные руки 3й том Шкловского из трехтомника 74го года (без корешка, со штампом «абонент ЛГТБ», с карандашными и другими пометками оного абонента) нашел с корешком, без штампа и пометок.
10 июля 2013 г.
«панический реализм» (via Yoel Regev)
«panic realism» <instead of speculative one>
p. s. tomorrow in Jerusalem
18 июля 2013 г.
Снова Питер. Кругом разруха, голод. Закрылись театры, культурная жизнь замерла. Луначарский приглашает Маяковского в Москву, вместе с ним едут Брики. Маяковский случайно встречает на улице Марину Цветаеву и узнает, что та уезжает к мужу-белогвардейцу в Париж. Канал «Физкультура». Сегодня в 22.15. А х. ли?
12 августа 2013 г.
В Гамбурге, в итальянском свежекрашеном пансионе на Mexikoring, 22, за стенкой так жарко стонут, как будто я человек-амфибия и выброшен жабрами на бутылочное стекло Рипербан. Make science fiction, not love. <Памяти Тригорина.>
15 августа 2013 г.
В гамбургском Кунстхалле выставка с беккетовским названием «Fail Better». Хорошая, наибольшее впечатление на меня произвел Бас Ян Адер. Он исследовал всевозможные виды падения и крушения, в частности, очень медленно падал со стула, расположенного на крыше двухэтажного дома, с велосипедом в амстердамский канал и т. п. В 1975 году он решил на парусной лодке пересечь Атлантику, «перформанс» назвал «In Search of the Miraculous». Три недели спустя радиосвязь была потеряна, лодку обнаружили через десять месяцев в 150 милях от юго-западного побережья Ирландии. Тело Адера не было найдено.
21 августа 2013 г.
Вернулся из Гамбурга с пробоиной в борту. Несколько фоток с перформанса на Рипербане (со «Chto Delat» и другими участниками пьесы «ArtiFISHial»). Коля Олейников поправляет такелаж.
4 сентября 2013 г.
советский человек ужасен
а досоветский тот прекрасен
а допетровский-то ужасен
а дотатаро-домонгольский тот прекрасен
а скифский все-таки ужасен
но в общем и целом русский человек
положительно прекрасен
как идея как всечеловек
хотя в чем-то все-таки ужасен
особенно если он советский или постсоветский
15 сентября 2013 г.
NB. К названию романа Аркадия Драгомощенко «Расположение среди домов и деревьев» (1978), его последующему изменению на «Расположение в домах и деревьях» и, в конце концов, отказу от его републикации.
Сирин о Набокове (или, наоборот, Набоков о Сирине): «В начале его поприща еще можно было сквозь расписные окна его поразительной прозы различить какой-то сад, какое-то сонно-знакомое расположение деревьев но с каждым годом роспись становилась все гуще, розовость и лиловизна все грознее; и теперь уже ничего не видно через это страшное драгоценное стекло, и кажется, что если разбить его, то одна лишь ударит в душу черная и совершенно пустая ночь» («Весна в Фиальте»).
Моя версия заключается в том, что в этом романе АТД борется с прустинианско-набоковской концепцией литературы как спасения через память и эстетизацию индивидуального опыта. Придя в результате к совершенно иному типу письма, он, видимо, испытывал неловкость, оглядываясь на следы этой борьбы (при попытке отредактировать текст).