Кондор сидел в соседнем со мной кресле и был подчеркнуто вежлив.
Он не злился, нет, мне кажется, он сейчас просто был чем-то сильно недоволен. Возможно тем, что контроль над миром от него ускользал в который раз за последние двое суток? И причиной этому была я.
Я подумала, что ни за что в жизни не хочу испытать на себе его гнев.
Леди Лидделл не сказала мне, что вы с ней встречались, Кондор сказал это, даже не повернувшись в мою сторону.
Он смотрел на Хёльду прямо и пристально, а та под этим его взглядом ни капли не менялась. Она была все такой же слегка отстраненной и тихо улыбалась каким-то своим мыслям, словно не было ей дела ни до Кондора, ни до холода в его взгляде и голосе.
Я не успела попыталась оправдаться я, но Кондор сделал мне рукой знак помолчать.
Поздно.
Взгляд светло-серых, словно выцветших глаз Хёльды сфокусировался на мне.
Ты не была осторожна, сказала она строго, и это было сказано очень уверенно. Я в ответ только моргнула. Нужно слушать то, что тебе говорят, иначе опять попадешь в беду.
Прежде, чем я успела что-то ответить, Хёльда повернулась к Ренару и сощурилась, разглядывая его. Я заметила, как на лице Герхарда, который стоял за ее спиной, появился отблеск внутреннего торжества. Он наблюдал за тем, как Ренар под взглядом Хёльды резко собрался и попытался очаровательно улыбнуться. Хёльду это не впечатлило.
Бедный мальчик. Она покачала головой. Улыбка стала печальной. Я часто вижу тебя здесь, но ты избегаешь меня. Не хочешь, чтобы в тебя смотрели? Она наклонила голову и стала улыбаться иначе. Хитрее. А мне было интересно, чей рыжий хвост мелькает за углом. Хёльда странно хихикнула, на что Ренар ответил плотно сжатыми губами и непроницаемым выражением, застывшим на лице. Видеть суть людей и явлений это тяжелое бремя. Светлые, словно выцветшие глаза снова были направлены на меня. Мой разум не всегда справляется, и я говорю чушь. Уголок ее губ нервно дернулся. Болтаю лишнее. Простите. Я здесь не за тем, чтобы разбалтывать чужие тайны. Мне нужно было что-то сделать, но я уже забыла, что именно.
Она виновато посмотрела на Герхарда.
Тот, кажется, смутился.
Ничего, сказал он сухо, так, словно боялся, что голос дрогнет. Господа не торопятся.
Я бы с ним поспорила, потому что мне больше всего на свете хотелось оказаться где-то не здесь. Сидеть в замке, к примеру, и пытаться понять, что со мной произошло, а не торчать тут.
В доме человека, который не скрывал свою ко мне неприязнь.
В компании с безумной женщиной, которой было от меня что-то нужно.
Я бросила взгляд на Кондора, втайне надеясь, что он сейчас встанет, нацепит на лицо самое снобское выражение, на которое способен, и выскажет Герхарду все, что думает, но нет.
Волшебник сидел, почти расслабившись, и смотрел на Хёльду, а та смотрела на него, чуть касаясь кончиком пальца своих губ очень детский жест, полный смущения и кокетства. «Она что-то задумала, поняла я. Задумала и пытается получить разрешение?»
Кондор коротко фыркнул и откинулся на спинку кресла, словно был у себя дома.
Выражение лица Хёльды медленно менялось, ее постоянная рассеянная отстраненность сменилась испугом, затем недоумением, а потом
Посмотрела? добродушно поинтересовался Кондор.
Она кивнула, чуть приоткрыв рот, и мне стало очень интересно, что же такое она там увидела.
Себя. Хёльда снова обернулась ко мне и прежней почти детской, блаженной рассеянности на ее лице уже не было. Я увидела саму себя, искаженную чужими представлениями о том, что я есть. Милорд тактично молчит о том, что он думает обо мне, но он позволил это увидеть.
Герхард попытался что-то сказать, но Кондор остановил его едва заметным жестом:
Потом поговорим на эту тему. Мне интересно, что Видящая желает нам поведать.
Сарказм он даже не пытался скрыть.
Но вы же мне не поверите, отозвалась она.
Тоже с сарказмом.
Я не привык доверять ничему, что погранично, это слишком зыбкий путь, милая, ответил Кондор почти ласково. Шаг в сторону и ты уже не владеешь ничем, в том числе самим собой.
Это ваш страх.
Да. Кондор говорил с ней как с кем-то равным. Не как с маленькой девочкой. Один из моих страхов. Хочешь увидеть остальные?
Ее глаза стали огромными от удивления и ужаса.
Вот и не надо пытаться, милая.
Я осторожно поставила чашку на блюдце, фарфор звякнул, и этот звук в повисшей тишине был настолько громким, что я сама чуть не вздрогнула.