Кондор смотрел на все это в изумлении. Он что-то прошептал, зажмурился, глубоко вдохнул и отпустил мою руку с какой-то странной легкостью.
В тот же момент мне показалось, что внутри меня что-то разбилось на тысячи мелких, острых ледяных осколков и вместо жидкого огня под кожей разлился холод, жуткий, уничтожающий все, что способно дышать.
Я успела услышать удар, звук открывающейся двери, голос Ренара и то, что Кондор что-то отвечает ему, успела почувствовать, как меня хватают за плечи, открывают мне рот и вливают в него что-то горькое и обжигающее.
А потом мне стало так больно, что лучше бы я умерла, захлебнувшись ледяной водой, текущей с другой стороны мира.
De Profundis
Магия, мадам, пьянит как вино, и если вы непривычны к ней, то рискуете быстро опьянеть.
Сюзанна Кларк, «Прощай-Милость, или Дамы из Грейс-Адье»
Я пришла в себя, когда голоса, эхо которых плыло где-то в моих грезах замысловатыми диалогами, вдруг стали громче и приобрели весьма явные призвуки начавшегося спора.
Не хотелось бы рисковать своей шкурой, но, Кондор, мать твоя достойная женщина, здесь не я клювом прощелкал.
Это совершенно точно был Ренар.
Потому что кто еще осмелится на такое?
Твоя задача была очень проста, огрызнулись в ответ. И заключалась в том, чтобы развлекать девушку. А не оставлять ее одну в толпе!
В последней фразе было столько гнева, что даже произнесенная не слишком громко, она отозвалась в моей голове приступом острой боли.
Во-первых, не в толпе, не в пример спокойнее ответил Ренар. Во-вторых, так было нужно. В тот момент. Кто же знал?
Кондор вздохнул и ответил уже мягче, с каким-то оттенком раскаяния:
Да никто не знал. И знать не мог.
Он резко замолчал, словно почувствовал, что я их слушаю. Я попыталась моргнуть. Это удалось с трудом: от крошечного движения жесткий обруч боли сдавил мою голову еще сильнее. Притворяться, что я все еще не в сознании, не хотелось, хотелось пить. Страшно. Такой жажды у меня не было никогда рот словно высох, губы потрескались и болели.
Я попыталась повернуться набок, но не смогла. Головы была тяжелая, тело не слушалось, оно было обессилено до предела. Я шевельнула рукой, дернула ею судорожно, неловко, и мне показалось, что рука прошла сквозь толщу чего-то вязкого, тяжелого, мешающего двигаться. Я издала какой-то полувсхлип, полукрик, и теплые ласковые пальцы легли мне на затылок, помогая приподнять голову.
Тихо, все хорошо, сказал Ренар.
Он попытался усадить меня рядом, но я бессильно привалилась к его плечу, сгорая от стыда и беспомощности.
Теперь-то да, все хорошо, голос Кондора звучал сухо.
Я услышала плеск воды, звон стекла, потом меня заставили запрокинуть голову и влили в рот что-то. Отвратительное. Невероятно кислое. Холодное.
Я попыталась дернуться, но руки Ренара крепко держали меня, да и сил сопротивляться просто не было. Сделать глоток удалось с большим трудом, горло отозвалось саднящей болью.
Потерпи, милая, мягко сказал Кондор. Сейчас будет лучше.
Он говорил что-то еще, совершеннейшую ерунду, вроде той, которую твердят детям, когда дают горькое, но эффективное лекарство. Я не понимала и половины слов, меня ломало и выкручивало, трясло, как при ознобе, и тогда Ренар прижимал меня к себе, словно я могла вырваться и упасть.
Наконец, я смогла открыть глаза. Мир ослеплял меня, он был слишком резким, болезненно-ярким. Я смотрела вокруг, щурясь и чуть не плача от боли, шока и собственной беспомощности, пыталась понять, сколько сейчас времени, и тот ли это вообще день, и что же, черт возьми, произошло?
Пей. Кондор протянул мне стакан с чем-то, и я отпрянула, не решаясь взять его, потому что ждала очередного подвоха. Это просто вода, сказал Кондор. Самая обыкновенная. И если ты не выпьешь, я волью ее в тебя насильно.
Моя рука дрожала так, что я чуть не расплескала содержимое стакана, оказавшегося сейчас слишком тяжелым. Зубы стукнулись о стекло. Вода. Действительно, просто вода, потрясающе вкусная, холодная, самая обыкновенная вода.
Еще. Я вытерла губы ладонью. Пожалуйста.
Кондор понимающе хмыкнул.
После второго стакана я сообразила, что сижу на диване в кабинете, одетая в ту же рубашку, которую маг любезно одолжил мне ночью. Голым ногам было прохладно, я смутилась и поджала их, неловко пытаясь натянуть подол рубашки на колени.