Есть свои риски, когда начинаешь вот так с постановки мрачной картины, очень похожей на инволюции, и пытаешься потом «поместить» её в будущность концепции жизни как свёртывание эволюции, под воздействием сил зла. Но в таком случае пришлось бы отказаться от человека, который своей историей был помещён в эволюцию и мог развиваться. Мы не станем подвергать сомнению общий эволюционный путь человека при нынешнем раскладе вещей в мире и попытаемся уяснить «поворотное» в связи с субъективным, которое «объективнее самой объективности» (Э. Левинас, 19061995), в мире людей, но и не столь однозначно действующее по жизни. Нам важно прояснить: куда движется мир, помятуя о значении субъективности не только в происхождении представлений, но и в производстве агрессивного.
Чтобы определиться с этим, зададимся вопросом: может ли намеченный поворот говорить о преддверии Века агрессии? Что очертания агрессивного века, опережая будущность целостного выражения, выступают уже в наглядности своих первых тревожных признаков в мире? И что они могут осознаваться и домысливаться фрагментарно в разных областях знаний?
Поворотный пункт, это время, когда в складывании и развороте определяются потенциальные силы и возможности переменных Века агрессии. Во многом они задаются обострениями в политических реалиях и стечениями обстоятельств в мире людей. Они то в основном и выдвигают на значимые роли агрессию, изменяют сами связи агрессии с людьми, в которых у неё становится больше возможностей определять поведение. Но и сама агрессия изменяется в качественной определённости. На поверхности жизни всё это даёт о себе знать коммуникациями в общении, росте напористости и раздражительности, чреватые чрезвычайными событиями и случайностями. Но два фактора больше, чем названные, являются ответственными за разворот в сторону Века агрессии. Первый фактор это технически, как технэ, связанный с гонкой вооружения созданием и наращиванием ядерного потенциала. Второй фактор изменения умонастроения людей в сообществах, которые происходит в силу растущей напряжённости и чаще всего само по себе, неосознаваемо и незаметно.
Это ключевые моменты преддверия, выражающие происходящее и последствия по складыванию и взаимосвязи всех элементов, соотносимых хоть как-то с агрессией в круг целостности. Скрепляющая роль здесь выпадает чувствам людей, когда их взаимосвязи находят разрешение в агрессии, что во множестве объективирует всеобщность агрессии как данности. Именно с заострённостью чувств на агрессию, жизнь людей будет спешно перемещаться на тёмную сторону действований и такой перелом в чувствах и в образе жизни не может происходить возвратно без переживаний и изменений душевных качеств. Ибо соприсутствующее зло материализуется в действиях, чувствах и помыслах людей, что рассматривается сущностным моментом в многозначных процессах складывания основных элементов Века агрессии в целостность. А само преддверие Века агрессии должно будет завершиться апофеозом агрессии тогда, когда она окончательно завоюет чувственный мир и в такой действительности возьмёт в осаду мир духовный, ограничив его возможности. Так агрессия утвердится в мире людей, став постоянно воспроизводимой энергией в отношениях отъёма, соперничества и конфликта. Лишь случайность истории может отстрочить и внести изменения в преддверие Века агрессии.
Однако преддверие не есть только одно складывание в целостность составляющих, иначе не понять и апофеоз агрессии, который возвышался в своих значениях именно в этих условиях. Это по существу длительность как бытие преддверия в жизненном смысле со своими со-фактами, смыслами, событиями и случайностями. И если события в целом сообразуются с порядком и направленностью складывания, то случайности их нарушают, отдаляя или ускоряя момент разворота.
В полагаемой связности силовых действий по жизни, вызываемых ими чувств и опасений, агрессивный способ социализации и индивидуализации будет уже простой необходимостью и частью жизнедеятельности. Инстинкт же агрессии дополнится усвоенными образцами агрессивного поведения и станет автоматически воспроизводить в отношениях агрессивный опыт. Правда, такое скорее следует отнести к завтрашнему дню. Но можем ли мы сегодня говорить, что очертания агрессивного века, опережая будущность целостного выражения, выступают уже в наглядности своих первых тревожных признаков, и что они могут осознаваться понятийно и фрагментарно в разных областях знаний как предвестники Века агрессии? А быть может и философски домысливаться в полагаемом единстве как целостность.