Послушайте, дрожа и бледнея, сказал Костя. Вот мой документ. Вы не имеете права меня не пустить, куда бы я ни шёл. Это общественное место. Я сообщу о вашем поведении директору.
А вон он, директор, только был, торжествующе и насмешливо кивнула вахтёрша в сторону исчезнувшего розоволицего. И посуровела: А вас не пустить я имею полное право. На то поставлена. Может, вы террорист. А может, бесплатный туалет ищете. Так они все на кодовом замке. Недавно тоже один просочился, на вид приличный. А в коридоре после себя лужу оставил. Пива натрескался, отлить где искал
Дура. Пробка набитая. Стерва.
Костя шёл домой, задыхаясь (он, когда разволнуется, задыхался). Надо было ей в лицо кинуть эти слова, а не шептать сейчас под нос. С другой стороны, хорошо, что огромным усилием воли сдержался, не опустился до её уровня. Она явно этого добивалась.
И не сегодня ли утром Костя решил дарить людям только добро, относиться с сочувствием и пониманием? Может, у неё муж алкоголик и колотит её (ага, такую поколотишь). Может, она одна как перст во всём свете? А может, эти самые дни? Тьфу, она небось забыла, что это за дни такие. И про про мужскую ласку тоже. Её просто стоит пожалеть.
А Костя получил урок. Всё к лучшему. Допустим, встретилась бы ему приветливая, улыбчивая вахтёрша. Он бы шёл сейчас по тёмному переулку, расплываясь в улыбке, предвкушая дочкину радость, нёс в груди солнышко. А навстречу кучка подростков примерно как эти, мазнувшие по нему тяжёлыми взглядами исподлобья, вызывающе толкнувшие при ходьбе.
«Мужик, чего ухмыляешься -лыбишься? По зубам захотел?» и так далее, со всеми вытекающими. Потому что если просто так, сам по себе улыбаешься не поймут. Сразу: либо дурачок, либо в морду. Нет, в нашу жизнь отличное настроение и улыбку надо вводить как из пипетки по капельке, с великой осторожностью, дозировано. Как опасный реактив во взрывчатое вещество. Дико раздражает людей эта улыбка.
Костя, чтобы успокоиться, представил дочкино запрокинутое, смеющееся личико, круглое как колобок. Самую прекрасную в мире щёлочку между передними выступающими зубиками. Бельчонок мой. «Ура, папа пришёл! Почему так поздно? Ты меня маленькую записал?!»
Сжал в кармане крошечное гладкое тельце флэшки. Записал. На другом конце города. Есть же адекватные люди, их гораздо больше. На них и надо ориентироваться. Сейчас всей семьёй поужинают, усядутся на диван, дочка залезет Косте под мышку, как котёнок. И они будут слушать милый, милый дочуркин лепет из ушедшего навсегда во тьму глуховатого, сладкого молочного времени. Костя по нему скучал.
Зло вирус, переходящий от человека к человеку, снова возвращался он в мыслях к пережитому. Главное не передать его дальше по цепочке.
Жизнь обидела женщину. В ней уже не помещались обида и злость, она выплеснула их на Костю, который выделялся из массы необычным, счастливым лицом. Так пусть плохие эмоции и прервутся на нём, на Косте. Он сильный и не станет искать себе урну для сброса негатива: ни дома, ни на работе, ни в утренней, как сельди в бочке, взрывоопасной маршрутке. Пускай чужое зло ляжет на его сердце, а дочкин лепет его растопит.
На ум пришло сравнение людей с дикобразами. Они от холода жмутся друг к другу и колются при этом иглами. Костя вздохнул, улыбнулся с горчинкой и сунул ключ в замок родной двери.
Вожжа под хвост
Ах, что же ты сделал с авторами, интернет? Распустил, избаловал, изнежил.
Уволившаяся по собственному журналистка Зоя с некоторых пор с негодованием отказывалась писать «на заказ». Воспринимала это как возмутительное над собой насилие. Хватит, сыта по горло статьями «от забора и до обеда».
Такие материалы писать намного проще и быстрее, достаточно «поднять тему» по указке редактора. Не надо искать интересную историю, не обязательно выдерживать сюжет, знай себе штампуй Но нет, нет, нет! У Зои прямо аллергия открылась на заказные тексты. Зачем, если ей подарена роскошь писать то, что заказывает душа? И получать за это деньги, даже иногда больше, чем была зарплата в редакции.
Зоя тщательно избегала мероприятий после того как на них несколько раз обожглась, попала в ловушку да, да! Как это происходило.
Её приглашали по телефону, очень просили: «Ну Зоенька, душечка!». Не ожидая подвоха, она простодушно, расслабленно бродила среди натюрмортов и вышивок, или кукол, или народных костюмов, или ещё чего-то подобного, в мирке уютного женского творчества. Прихлёбывала на ходу кофе или грызла карамельку со стола, где гостеприимно кипел чайник, и на подносе лежала гора заварочных пакетиков, дешёвеньких конфет и печений. Тут-то милая устроительница коварно цапала Зою под локоток, приобнимала, выводила в центр зала. Громко и ласково объявляла: