Меня убили в девяносто шестом
Ильдус Муслимов
© Ильдус Муслимов, 2021
Глава 1
Андрей Андреевич разлил по рюмкам коньяк и посмотрел на дочь.
Вот мать то обрадуется. Часа через два придёт.
Ольга глянула на часы.
А где бать она?
Подрабатывает сторожем у коммерсантов.
А понятно.
Отец взял рюмку и, сдерживая волнение, пригладил пальцами усы.
Чем же доченька теперь ты будешь заниматься?
Пока не знаю. Может, в фермеры подамся. Потом с улыбкой добавила. Буду снабжать тебя сыром и сметаной.
Чтобы быть фермером надо иметь хорошее здоровье, с заботой в голосе сказал Андрей Андреевич. Будешь напрягаться физически, тогда твои ранения встанут тебе боком. Два осколка не вытащили? Не вытащили. А где они сейчас? Хирурги тебе же ясно сказали: в сантиметре от сердца, вытаскивать нельзя, придётся жить с ними. Андрей Андреевич изменился в лице, стал более серьёзным. А у тебя двое детей. Да и мать пожалей. Пока ты в Чечне по горам лазила и по госпиталям валялась, она дорожки в церкви протаптывала и ночью в подушки ревела. Он залпом выпил содержимое рюмки, закусил лимоном. Пойдёшь на спокойную работу. К примеру, продавщицей или кондуктором на автобус. Так и мне и матери будет спокойнее. Алименты Колька тебе за детей, слава Богу, платит. Забывай доченька эту страшную войну и к мирной жизни привыкай.
Ольга взяла со стола рюмку.
Давай отец выпьем.
Андрей Андреевич налил себе в рюмку коньяк.
С возвращением доченька.
Они выпили и закусили.
Я завтра в военкомат, на учёт надо встать, сказала Ольга.
Оттуда на биржу, может работу, какую найду.
Она подошла к зеркалу. Всмотрелась в своё отражение, задумчиво приглаживая волосы. Остановила взгляд на бумажных листочках, лежавших на тумбочке.
А это что за открытки?
Андрей Андреевич махнул рукой.
Пригласительные билеты на избирательный участок, там кстати и твой тоже. На выборы в депутаты.
За кого голосовать будете? спросила Ольга. Опять небось за Ельцинских демократов?
Отец махнул рукой.
А мне без разницы. Это мать твоя политик. А по мне всех бы их метлой гнать. Хотя вот можно за коммунистов. Они как бы за народ.
Ну, ну произнесла Ольга. Ладно, я пойду, пройдусь немного. Сто лет в магазинах уже не была. Детей сейчас будить не буду, пусть выспятся. Проснутся, скажи скоро приду.
Апрель выдался тёплым. Ольга шла по улице, всматриваясь в рекламные вывески магазинов. Два года назад в их районе было всего три магазина, а теперь на каждом шагу. Одних только похоронных ритуалов целых три насчитала. В ряд несколько видов гробов, венки, кресты. Рядом рекламный баннер с надписью: «для ветеранов войны акция: при покупке гроба второй за половину цены и венок в подарок».
Ольга сдавила челюсти до скрипа зубов. Она вспомнила, как в декабре девяносто пятого в Гудермесе их рота попала в окружение в районе комендатуры и вокзала. Сама она чудом уцелела, ни царапинки. Тогда за час боя они потеряли убитыми сразу десять молодых ребят. Она хорошо помнит, как оставшиеся в живых, грязные и измотанные в бою восемнадцатилетние пацаны, бережно грузили тела погибших в кузов «Урала». И каждый, кто выжил тогда, думал только об одном, что если бы не прилетевшие вовремя «вертушки» то полегли бы все как один. Численность боевиков превышала в несколько десятков раз. А на следующий день спешно спаянные цинковые гробы отправляли на аэродром.
Ольга заставила себя прервать тяжёлые воспоминания и зашла в торговый центр. В зале женской одежды, она, разглядывая платья и блузки, вдруг с каким-то непонятным для себя страхом поняла, что все эти красивые вещи ей совсем не интересны. Роднее всего для неё был и остаётся комплект застиранной «афганки». Даже сейчас одетая в юбку и майку Ольга ощущала какую-то тесноту и скованность в движении. Купив к чаю конфет и пройдя по скверу в центре города, она возвращалась домой уже по другой улице, где стояла небольшая часовня. В последний раз она была здесь перед самым отъездом на Кавказ. Народу внутри было мало, лишь две бабульки, шепчущие у икон молитву, да молодая девчушка. Ольга купила две свечки, одну за упокой погибшим друзьям, а другую за здравие родителям и детям. У распятого Иисуса Христа она остановилась, и, поцеловав крест тихо прошептала: «Господи, прости меня за всё»