Маттео слегка прищурил глаза.
И хорошо подумай перед тем, как ответить.
Ну плюс ещё то, что узнал за время после нашего последнего разговора.
Следователь развёл ладони в стороны, требуя выкладывать информацию.
Они говорили про какой-то корабль. Говорили, он будет в порту, откуда груз доставят в пригород Ньюарка на грузовиках. Знаю только название судна «Эсперанса».
Они упоминали какие-нибудь имена?
Я не слышал.
Тогда перед тем, как уйти, сообщу тебе одну весёлую новость если в течение двух месяцев мы не получим результатов, то ты не только отсидишь положенные год и два, но и ещё годика три, которые тебе накинут за частые драки с охраной. И никто не докажет, что это всё было спектаклем. И это в лучшем случае, потому что если на борту корабля не окажется никакой контрабанды, Коппола ненароком узнает о том, кто стучал на него последние два года. И дело об убитом сокамернике тоже всплывёт.
Спокойным, но возмущённым тоном Маттео ответил:
А что вы хотели? Чтобы двадцатилетний пацан был посвящён во все интимные места крупных дел мафии?
Да. Именно этого я и хочу. Чтобы ты знал все их интимные места. Потому что в противном случае кое кого заинтересуют твои интимные места.
Собирая разложенные на столе бумаги, детектив Блэкберри сказал:
Отсидишь четыре дня.
Как правило, после разговора со следователем Маттео проводил в той камере ещё несколько дней, чтобы в блоке все думали, что его действительно посадили в карцер. Хоть и тусклое, но освещение там было, в отличие от других карцеров, расположенных в подвале.
Слушайте детектив. Если сейчас меня не могут амнистировать, то давайте хотя бы скостите срок в карцере. На второй день у меня начинается клаустрофобия. Маттео говорил с сарказмом, который детектив явно не понял.
Пять дней.
Да ладно. Что вам стоит?
Неделю!
Детективу, очевидно, было не до смеха.
Прошла неделя. Маттео вернули в блок. Его встречали торжественно каждый раз, когда он возвращался из карцера, а именно весь тюремный блок ликовал при одном только виде героя, который не боится подраться с охранником. Все вокруг свистели и выкрикивали восторженные слова. Маттео, будто рок звезда, постоянно поднимал руки вверх, демонстрируя указательные и средние пальцы. После недолгого восторга публики, он поднялся по лестнице, отправившись к Дженнаро. Как и обычно, узнавая о том, что Маттео вышел из карцера, Дженнаро приказал накрыть на стол. Так что при входе в камеру Маттео ожидали копчёный бекон, колбаса, голландский сыр, «Наполеон», фрукты и красное вино.
А вот и наш революционер произнёс Дженнаро, сидящий за столом с сигаретой в руке. Садись.
Маттео прошёл к столу, вылил в себя половину стакана, после чего Дженнаро спросил:
Что ты им такого сказал, что они тебя на целую неделю упекли?
Блэкберри был не в настроении.
Дженнаро несколько обрадовался:
Та-а-ак. И что сказала тебе эта тварь?
Говорит, что поймал тех, чьи имена я назвал. Но это его ни сильно обрадовало, потому что они твои конкуренты и теперь благодаря их поимке твой бизнес может расшириться. Так что он оказал тебе услугу.
По всей камере раздался дикий хохот.
Ну ещё бы. Это из-за него я вынужден пялиться на эти стены. Он достаточно испоганил мне жизнь. Так что пусть теперь компенсирует. А ты сказал ему про судно?
Само-собой.
Отлично. Посмотреть бы на их физиономии, когда они найдут на его борту десять тонн сахара. Найдут, отпустят, и мы пустим его в производство.
Организация Дженнаро закупала тростниковый сахар на Кубе для производства спиртных напитков. Но приобретение простого сахара не могло вызывать каких-либо подозрений, а конечный продукт, в производство которого его пускали, уже было уголовно наказуемым занятием.
Маттео проглотил несколько кусков бекона и добавил:
Ещё он пообещал накинуть мне несколько лет, если в ближайшее время он не получит информацию о чём-нибудь стоящем и сможет повязать больше твоих людей.
Я же говорил, его надо грохнуть в сотый раз повторил фразу один из итальянцев, на что Дженнаро ответил:
Мауро, твои слова в первый раз имеют хоть какой-то смысл. Хотя они звучат у тебя даже во сне. Может быть тебе сменить специализацию. Будешь заниматься мокрухой.
А что, я не против.
В камере вновь раздался смех.