На тихом вокзале Аугсбурга всего лишь две платформы, но как мне с грузом и ноющей поясницей перебраться на привокзальную? По привычной лестнице пожалуйста, но где же эскалатор или хотя бы лифт? Никто из наличных пассажиров меня не понимал, вот только подошедший юноша разведал, что, кроме перехода с простой лестницей, есть второй, где такую же лестницу сопровождает сбоку транспортерная лента еще одно чудо вокзального сервиса. Когда ты ставишь на нее груз, она приходит в движение и перевозит его со скоростью твоего спуска или подъема по лестнице. Истинно немецкая расчетливость: зачем впустую гонять мощный эскалатор на небольших станциях, главное помочь людям переместить груз, об остальном пусть думают сами. Ну, я-то подумал, захватив с собой тележку, и у подавляющего большинства «пассажирского человечества» большие сумки и чемоданы на колесах, но как быть людям в инвалидных креслах? И на это нашелся ответ: по обеим сторонам от упомянутой прорезиненной ленты есть металлические дорожки для колес. Если учесть мой дальнейший дорожный опыт, то можно сделать вывод, что европейцы даже превзошли хваленную американскую заботу о пассажирах, особенно об инвалидах в дороге, не допуская при этом расточительности. В Швейцарии, например, все платформы оборудованы пандусами: иди и кати свой груз сам или с чьей-либо помощью в обоих направлениях. Ну, а для больных и немощных при вокзалах действуют религиозные миссии они, получив вызов, ну, может и не сразу, но придут на помощь. Кстати, там же, на вокзалах, симпатичные девушки в фирменной одежде собирают у «боеспособных» пассажиров пожертвования для поддержания этой миссии. Когда на них натыкался, то охотно расставался с евромелочью. У меня ж еще почти месяц пути, мало ли что
Когда спустя три часа после прилета, позвонил, наконец, нашей донецкой подруге Людмиле Гурвиц и нашелся (и это оказалось непросто: надо было узнавать, как управляться с местными телефонной карточкой и кодами), стало ясно, какой международный переполох я учинил. Пришлось усердно каяться по обе стороны океана и убеждать своих в том, что это небольшое дорожное приключение было просто необходимо: вот и опытная проверка всего путешествия. И я почти не кривил душой. Даже без «байдарочного весла» боль в пояснице ушла куда-то вглубь, и вопреки страхам я смог не только передвигаться сам, но и перемещать свой, ставший родимым, туристский груз. Еще одно подтверждение старой истины: в экстремальных обстоятельствах болячки, когда нет времени их бояться, отступают.
Аугсбург пять дней!?
Думал, что этот город, кроме места встречи с друзьями, будет лишь базой для дальнейших вылазок в столицу Баварии Мюнхен, австрийские Зальцбург и Вену, а затем в Швейцарию. Сам же Аугсбург мимоходом. Разумеется, это была ошибка. Первый для меня средневековый город в Германии, вообще в Европе, основанный римлянами более 2000 лет тому назад, когда и самой «Европы» еще не было, не мог не захватить в плен. Вместо двух дней я провел здесь пять (включая однодневную поездку в Мюнхен), нисколько об этом не жалея.
Людмила Гурвиц, вдова моего старого друга Марка Лангштейна (ее недавно тоже не стало) свела меня с интересными людьми, на посиделках с которыми мы пытали друг друга про эмигрантскую жизнь здесь и за океаном, вспоминали «незлым, тихим словом» о своей прошлой жизни, пели под гитару бардовские песни. Выяснилось, что и здесь, как и в Америке, да и в Израиле (я побывал там в 2001-м), многие прежние советские интеллигенты, скажем так, «зрелого возраста», перейдя на скромное, зато стабильное иммигрантское довольствие, обнаруживают в себе скрытые или находят время раскрыть известные, но ранее зажатые, таланты. У одних это творческие (пишут книги, сочиняют музыку, рисуют, коллекционируют и т. д. и т.п.), у других организационные (создают всякие союзы и ассоциации), а также занимаются доморощенной политикой, с удовольствием склочничают и публично колотят друг друга, третьи «коллекционируют» путешествия и затем о них пишут и прочее, и прочее. Далеко не все могут вписаться в это отрадное и вместе с тем психологически трудное для жизни вне родины явление. Оно, однако, находится в русле довольно распространенного движения пожилых людей, и не только на Западе, когда даже на глубоком склоне лет обнаруживаются и активно используются разнообразные личные таланты. Человек далеко после семидесяти вдруг решает начать обучаться, к примеру, профессии адвоката, историка или дизайнера, чтобы осуществить свою юношескую мечту. Нередко это раздражает многих неким старческим инфантилизмом. Но можно ли осудить желание жить до конца полноценной жизнью, подкрепленное личными возможностями и поощряемое государством и обществом?