Макс подполз на коленях вплотную и взял меня за лодыжки, прикасаясь к ним своими горячими губами. Он поднял на меня свои красивые огромные глаза.
Я безумно люблю тебя! продолжил он. Как еще мне доказать, что ты для меня самое важное в жизни? В реальной жизни!
Мужик, которого час назад вожделела большая часть женщин на той злосчастной тусовке, сейчас валялся голый у меня в ногах! Я должна была завидовать сама себе. На секунду мне показалось, что у Макса раздвоение личности.
Макс, заканчивай спектакль, и дай мне умыться! потребовала я.
Пиздец, усмехнулся он. Я перед тобой тут ползаю, а тебе не терпится умыться? Какая же ты сука!
Макса обидело то, что я не оценила представления. Его руки потянулись к моим трусикам, я попыталась отступить на шаг, но Макс уже вцепился в них мертвой хваткой. Запутавшись ногами в платье, я потеряла равновесие и упала прямо на своего мужа, который, казалось только этого и ждал. Он с легкостью подхватил меня и посадил меня верхом себе на колени. Тяжело дыша, я уткнулась носом в его плечо, чувствуя, как член Макса твердеет подо мной.
Я хочу тебя даже зареванную, горячо шептал Макс мне в ухо, продолжая рвать мою одежду трусики постигла та же участь, что и платье. Зачем ты делаешь это со мной? Я теряю рассудок, разве ты не видишь? продолжил Макс так же шепотом, горячо целуя мою шею и грудь.
Я вцепилась пальцами в его плечи, выгибаясь назад. Рассудок покинул не только Макса. Я уже стонала и ерзала на нем от нетерпения. Страсть и животное желание захлестнули меня настолько, что я неосознанно прикусила его плечо. Макс глухо застонал, и в это же мгновение оказался внутри меня. На мгновение я отключилась, пребывая в каком-то другом измерении. Смачный шлепок по заднице вернул меня к реальности.
Глубже, Макс! требовала я. Ну давай же!
Макс, подхватив меня за бедра насаживал меня на себя, будь здоров! Очень быстро это безумие закончилось.
Мы лежали на полу в коридоре изнеможденные, мокрые от пота, среди изорванной одежды. Моя голова покоилась на все еще тяжело вздымавшейся груди Макса.
Ты довольна? спросил Макс.
Я подняла голову и посмотрела на него. Он самодовольно улыбался.
Ты же знаешь, что да! ответила я и тоже улыбнулась.
Я не знаю, кто из нас более безумен, но это ни чем хорошим не закончится, сказал Макс, покосившись на свое достаточно сильно укушенное плечо.
Я не буду извиняться, стервозно рассмеялась я. И я больше не пойду с тобой ни на какие вечеринки!
Сука! тоже рассмеялся Макс, обнажив свои белоснежные зубы. Ни на что другое я и не рассчитывал.
Перестань называть меня сукой, попросила я, ласково погладив его по щеке. И я тоже люблю тебя!
Моя собственная известность, поначалу вдохновившая меня, со временем начала жутко раздражать. Повышенное внимание к моим соцсетям, ебанутые комментарии полные зависти и злости, мелкие статейки со сплетнями о нас с Максом, выводили меня из себя. Макс, видя мое очередное расстройство по-поводу какой-нибудь ерунды, подшучивал надо мной, а я, в отличие от него, не была готова к беспричинному хейту.
Моя жизнь превратилась в сплошное безумие. В ней смешалось все: любовь, известность, тщеславие, одиночество, страх, страсть, ревность, счастье, пустота. Круговорот в моей душе делал мою жизнь невыносимой. Спрятаться было негде и передышку сделать нельзя. Так мы с Максом и жили. Оба.
Макс потянулся и открыл свои красивые глаза.
Привет! улыбнулся он.
Трижды в неделю мой муж ходил в спортзал. Он набрал почти десять килограммов, и теперь его тело было еще более рельефным и совершенным, чем раньше. 116 килограммов красоты. Я не удержалась и провела рукой от его шеи до живота, наслаждаясь твердостью мышц и бархатистостью кожи. Затем прикоснулась языком к шрамику на плече, оставленному мною же. Мне было немного совестно, что я «подпортила Максу шкурку» в порыве страсти. Эта метка останется с ним навсегда, в память о том вечере и обо мне, если только он не закроет ее очередной татуировкой, как он поступил с пятном от пулевого ранения. Макса же след от моих зубов совершенно не парил, по крайней мере, он не спешил от него избавиться. Интересно, что именно он вспоминает, когда видит его в зеркале? Вспоминает ли о том, как прекрасно было то безумие, которому мы предались? Или ему все равно?