Неожиданно передо мной засветилась афиша: «Театр одного актёра. Сергей Есенин. Артист такой-то». Я огляделся большое тёмное здание рабочего клуба, каких много в Петербурге. До начала 8 минут. Я купил билет, вошёл и разделся. Большой зал переполнен. Рядом со мной сидит красивая пожилая женщина с девочкой лет десяти, наверное внучкой. Они похожи друг на друга, обе стройные, тоненькие, в свитерах в обтяжку. Был четверг обычный рабочий день. Большинство присутствующих в зале, видимо, здесь прямо с работы, одеты не по театральному просто и скромно, как и мои соседки. Подумалось петербуржцы пришли сюда слушать и получать удовольствие, а не демонстрировать наряды.
Все ждут. А чего жду я? Песни на стихи Есенина? Я к тому времени знал около 15 песен и много стихов Есенина, любил их, распевал под гитару за праздничным столом, у костра в лесу, а чаще в палатке в горах. И не я один кто же не знает в России Есенина? Все, мне кажется, любили эти песни! В голове вертелось какого Есенина нам покажут? Рассказывающего, поющего? Молодого, старого? Хотя он старым не был! О чём он будет говорить?
Мои мысли прерывает открывающийся занавес. На сцене слева в углу как-то незаметно стоит рояль. В глубине сцены с одной стороны сухой деревенский плетень, на котором несколько глиняных горшков и лапти, а с другой стороны нарядная вешалка, на которой висит чёрный цилиндр, белое кашне и перчатки. И всё
Потом выходит пианист, кланяется, садится за рояль И вот знакомая мелодия уже плывёт по залу, это как бы увертюра к тому, что произойдёт потом :
В том краю, где жёлтая крапива
И сухой плетень,
Приютились к вербам сиротливо
Избы деревень
Музыка ненавязчиво льётся, пианист импровизирует, не уходя далеко от основной мелодии
Незаметно рядом с роялем появляется артист молодой 30 летний блондин, до удивления похожий на Есенина. Он медленно выходит на середину сцены, сопровождаемый музыкой, и начинает рассказывать как бы всё о себе :
Родился в 1895 году 21 сентября в Рязанской губернии, в селе Константинове
Актёр в белой косоворотке, подпоясанной узким ремешком, в чёрных шароварах, заправленных в мягкие сапоги, садится на ступеньки сцены и говорит :
Родился я с песнями в травном одеяле,
Зори меня вешние в радугу свивали.
Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,
Сутемень колдовская счастье мне пророчит
Рядом со мной женщина что-то тихо объясняет на ухо своей внучке, а рояль то наполняет весь огромный зал звуками, то еле шепчет что-то в своём углу. Есенин продолжает рассказывать о себе :
С двух лет был отдан на воспитание деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей. Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трёх с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Я помню, что очумел и очень крепко держался за холку
Артист говорит, а у меня в памяти моё детство. Мне пять лет. Я у деда в деревне Микулино. Мои озорные дядья подарили мне нагайку и посадили на неоседланную лошадь. Я ударил нагайкой, и лошадь понесла. Я и мои родители страшно перепугались, но всё обошлось
На сцене Есенин то подходит к плетню, то к роялю, который внезапно умолкает, и продолжает свой рассказ:
Среди мальчишек я всегда был коноводом и большим драчуном Стихи я начал писать рано, лет девяти, но сознательное творчество отношу к 16 17 годам К стихам расположили песни, которые я слышал, а отец мой даже слагал их.
И опять, слушая рассказ Есенина о себе, у меня возникают всякие ассоциации, уводящие меня в далёкое детство Я в восьмом классе заболел желтухой. Доктор сказал нужно лежать и есть сладкое. Мой друг и одноклассник Игорь принёс мне свою гитару, показал три аккорда, сказал учи! И ушёл. А я целыми днями лежал один в комнате, подбирая мелодию к разным песням на стихи Есенина :
Выткался на озере алый цвет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло,
Только мне не плачется на душе светло
Я вдруг слышу, как рядом сидящая петербургская бабушка что-то тихо напевает своей внучке. Тоже, видимо, вспомнила свою молодость.
И другие вокруг меня тоже поют под аккомпанемент рояля :
Клён ты мой опавший, клён заледенелый,
Что стоишь, нагнувшись, под метелью белой?
Или что увидел? Или что услышал?