Мы сделаем все возможное, чтобы этого не произошло, Альфред подмигнул папе. Если все возможное сделаете и вы, добавил он.
И что мы должны сделать?
Я вроде как не должна их ни в чем винить, ведь страх перед такими, как я, внушало им общество. Но все же они были моими родителями, и я любила их самых близких мне людей. А по факту оказалось, что единственным моим родителем стал дядя Альфред куратор и наставник, палач, который никогда меня не боялся.
***
Каждое воскресенье боголюбивые жители города Р. приводили своих отпрысков в воскресную школу. Наша воскресная школа находилась в самом Т. Пока братья и сестра прилежно заучивали правила поведения с такими, как я, и получали психологическую поддержку от таких же несчастных братьев и сестер других «исчадий ада», мы, то есть «исчадия», занимались со своими кураторами в подвальных помещениях огромного Собора, выстроенного, конечно же, на деньги райотов. В другие дни наша семья ничем не отличалась от обычных семей городка Р. Детский сад сменила младшая школа, затем настал черед средних классов. Альфред запрещал мне заводить друзей среди сверстников. Я боялась Альфреда, поэтому любые попытки сверстников подружиться со мной пресекала на корню. Пока Роуз и остальные девчонки весело проводили время после занятий, я корпела над книгами и скакала между пространствами в подвале нашего дома. А чем мне еще было заняться, если друзей у меня не было? Помню как-то наплевала я на правила и зарегистрировалась в одной из социальных сетей. Мой аккаунт просуществовал ровно полтора часа, после чего в доме вырубилась сеть. Дядя Альфред нанес внеплановый визит и популярно объяснил мне, что Устав нарушать нельзя. Так на моем плече появился рубец. Невидимый глазу обычных людей, он стал первым боевым украшением в моей жизни. К сожалению, не последним. Время шло, «социальная адаптация» с треском проваливалась. В школе меня считали «долбанутой заточкой», дома меня попросту боялись.
Мама, я хочу сделать короткую стрижку, попросила я как-то поутру за завтраком.
Если Альфред одобрит, можешь подстричься, натянуто улыбнулась маман.
Вот только не надо копировать! Роуз потрепала отросшую челку и скривилась. Мама, я не хочу, чтобы она копировала меня!
Я не буду тебя копировать! возмутилась я. Больно надо!
А чего тогда стрижку сделать хочешь?
Сейчас модно, вроде как промямлила я.
Роуз, выпучив глаза, смотрела на меня. Братья хмыкнули, но промолчали. Отец сделал вид, что его это не касается. Осталась одна маман, которая в ужасе изрекла:
Ты не должна привлекать внимание! Так гласит Устав!
Я и так его не привлекаю, вздохнула я. Одежду, которую одобряет Альфред, давно никто не носит. Я выгляжу как пугало!
А хочешь выглядеть как настоящая модница? не поняла маман.
Хочу выглядеть как все. Чтобы не выделяться.
Обсуди это с Альфредом, наконец, встрял отец.
Если все решает Альфред, зачем вы вообще нужны?
Родители онемели от такой наглости. Роуз многозначительно покачала головой. Братья насупились.
Что ты себе позволяешь? возмутилась мать и встала из-за стола. Думаешь, если мы послушники, нас можно оскорблять?
Илона, успокойся, пытался сгладить отец.
Смотри на меня, когда я с тобой говорю! маман дернула меня за плечо.
Илона, сядь на место.
Ты, шипела маман, живешь в нашем доме, ешь и одеваешься за наш счет. Мы твои родители и несем за тебя ответственность. Хочешь пойти на улицу? Хочешь, чтобы все в округе узнали, кто ты такая? Давай! маман указала рукой на дверь. Иди! Живи как хочешь! Стригись, как хочешь! Не соблюдай Устав! Они сотрут тебя в порошок, как и всех нас! Хочешь быть взрослой? Научись отвечать за свои поступки. Давай! Иди! Проваливай на улицу!
Помню, как больно мне было это слышать. Как пальцы сами собой сжались в кулак. Ноги матери подкосились, и она рухнула на пол. Отец закричал. Роуз и братья бросились на меня. Поук разбил бутылку о мой затылок. Рана заживала две недели. Альфред ввел домашний арест на три недели. Радовало только одно: чтобы заклеить рану на затылке, мне сбрили часть волос на голове. Потому Альфред попросил родителей коротко остричь мою шевелюру, но не по моде, как стрижка Роуз, а под три миллиметра, как у отбывающих срок заключенных.
Из «долбанутой заточки» я превратилась в «конченую».
Господи, Роуз! подначивали подружки сестры. У нее совсем крыша поехала?