Ничто не держит на пороге!
Свобода есть всему венец?!
Но выбор перед ним лежал,
А вот какой он слабо представлял,
Но Гречко показался строг,9
А участь эту избежать он мог.
ХХII
Его пугал солдатский быт,
Казарм зловонный неуют.
Он был избалован и сыт,
Не нужен был ему приют.
Возрос он как бы на свободе,
Спешить туда нет смысла вроде:
Там нет ни мамы, ни отца,
В богах, по штату, старшина,
А службе нет никак конца
Но хуже всё ж порой одна
Команда поутру дана
(Пошёл ты к чёрту, старшина!):
"Подъём. Скорей, орлы!" -
И драишь вслед за тем полы.
ХХIII
Там жизнь тошнее в сотню крат,
Что к смерти дни спешат все гнать,
Там всем неволя сущий ад,
Там днём и ночью хочешь спать.
Там каша синяя с тоски,10
Там выдают раз в год носки,11
Там по ночам мерещатся торты,
Котлетки мамины шипят,
Столы обильные накрыты.
Вот-вот и пробки полетят,
Шампанское игристое польётся,
Друзей круг прежний соберётся,
И потечёт веселья мощный ток,
И тишину разрежет рок.
ХХIV
Стезею этой не прельстясь,
Не видя перспективной службы,
В душе её порой страшась,
Не оценив армейской дружбы,
Решил податься в институт,
Чтоб конституции избегнуть пут.
Тогда лохматый, грозный Марс
Студентов всё-таки прощал,
(Для нас, конечно, это дар-с)
В казармы с лекций не тащил,
Хотя в жрецы производил:
Погон заочный нам лепил,
Пусть и сапог ты не носил.
Но бог уж это нам простил.
ХХV
Не зная мир, не зная страсти,
И не предвидя будущей стези,
Что уж давно сродни напасти,
И мода, чёрт её срази,
Он выбрал город поначалу
И институт по номиналу:
Чтоб был престиж его и слава,
Да конкурс, чтоб пройти он мог.
Так выбираем жизнь мы, право,
Нас не заботит и итог,
Нас не заботит и призвание:
Нам хватит одного названия.
И мы пойдём другим путём,
За голову хватаясь уж потом.
ХХVI
Ошибок этих не исправить,
И вспоминая в тишине,
Придётся с горечью оставить,
На дне души, в грязи, во тьме.
Рассказ продолжим же пока,
Нас не сожрала всех тоска.
Приятель выбрал Питер град,
Найдя, что древняя столица
Для жизни просто сущий ад,
Не то, что питерская львица:
Чуть меньше шума, толкотни,
И камни в исторической пыли,
Там катит воды мирная Нева,
И помнит Пушкина трава.
XXVII
Великий град, холодная столица,
Я не топтал твоих брегов,
Не видел я твоей зарницы,
Не гладил я крылатых львов,
Не пил, Нева, твоих я вод.
........................
XXVIII
........................
ХХIХ
Вот наш Аркадий, наконец,
Избрав свой путь весьма разумно,
Стал невских берегов жилец
С надеждой жизнь влачить там шумно.
А город так его пленил,
Что он о прошлом позабыл:
В объятья Питера попал.
Свобода парня закрутила,
Да город хороводил бал,
И жизнь казалась очень мила.
Он волочился очень шумно.
И вёл себя довольно неразумно,
Пока попойки не достали
И блеск они не потеряли.
ХХХ
"Кто был студентом знает младость,
Кто был солдатом знает жизнь", -
Пусть в тех словах и правды малость,
Но это тоже наша жизнь.
Забавам юности лениво придаваясь,
Теперь в них сильно сомневаясь,
Он, темпераментный и страстный,
Стал тяготиться сим занятьем.
Но этот случай в общем частный:
Не наделён был этим счастьем.
Уж с женщиной скучал тихонько он,
И взгляд прелестнейших мадонн
В нём вызывал тоску глухую,
И даже злобу, в общем-то, простую.
ХХХI
И глупой юности прелестные черты,
Хоть искренние, нежные, живые,
Что так бывают нам милы,
Черты те стали для него чужие.
И не торчал уж ночи на скамейках
И не сидел до утра на ступеньках,
Он перезрел для сих занятий,
Как перезреет ранний плод,
Румяный и весьма занятный,
Но червем пожираем тот:
Червём всегдашнего сомненья.
Синдром: тягчайшее безделье.
Не разбираясь в жизни сильно,
Он жил на свете, впрочем, мирно.
ХХХII
Ну, точно ж вы уже решили,
Что это я? Что мой портрет? 12
Избавьте! Вы не поспешили?
Ведь до него мне дела нет.
Тут отведу все подозренья,
Вам покажу и в этом рвенье,
Как Пушкин сделал так давно,
Что и забыть немудрено.
Но всё ж добавлю лишь одно,