Подумай серьезно и увидишь - почувствуешь, что в конечном смысле свобода - пустота, безграничие.
Сердито нахмурился, помолчал минуту и добавил потише:
- Христос был свободен, Будда - тоже, и оба приняли на себя грехи мира, добровольно пошли в плен земной жизни. И дальше этого - никто не ушел, никто. А ты, а мы - ну, что там! Мы все ищем свободы от обязанностей к ближнему, тогда как чувствование именно этих обязанностей сделало нас людьми, и не будь этих чувствований - жили бы мы, как звери...
Усмехнулся:
- А теперь мы все-таки рассуждаем, как надо жить лучше. Толку от.этого не много, но уже и не мало. Ты вот споришь со мной и сердишься до того, что нос у тебя синеет, а не бьешь меня, даже не ругаешь. Если же ты действительно чувствовал бы себя свободным, так укокошил бы меня - только и всего.
И, снова помолчав, добавил:
- Свобода - это когда всё и все согласны со мной, но тогда я не существую, потому, что все мы ощущаем себя только в столкновениях, противоречиях.
IV
Гольденвейзер играл Шопена, что вызывало у Льва Николаевича такие мысли;
- Какой-то маленький немецкий царек оказал: "Там, где хотят иметь рабов, надо как можно больше сочинять музыки". Это-верная мысль, верное наблюдение,- музыка притупляет ум. Лучше всех это понимают католики,- наши попы, конечно, не помирятся с Мендельсоном в церкви. Один тульский поп уверял меня, что даже Христос не был евреем, хотя он сын еврейского бога и мать у него еврейка; это он признавал, а все-таки говорит: "Не могло этого быть". Я спрашиваю: "Но как же тогда?" Пожал плечами и сказал: "Сие для меня тайна!"
V
"Интеллигент - это галицкий князь Владимирко, он еще в XII веке говорил "предерзко": "В наше время чудес не бывает". С той поры прошло шестьсот лет, и все интеллигенты долбят друг другу: "Нет чудес, нет чудес". А весь народ верит в чудеса так же, как верил в XII веке".
VI
"Меньшинство нуждается в боге потому, что всё остальное у него есть, а большинство потому - что ничего не имеет".
Я бы сказал иначе: большинство верит в бога по малодушию, и только немногие - от полноты души*.
- Вы любите сказки Андерсена? - спросил он задумчиво.- Я не понимал их, когда они были напечатаны в переводах Марко Вовчка, а лет десять спустя взял книжку, прочитал и вдруг с такой ясностью почувствовал, что Андерсен был очень одинок. Очень. Я не знаю его жизни; кажется, он жил беспутно, много путешествовал, но это только подтверждает мое чувство,- он был одинок. Именно потому он обращался к детям, хотя это ошибочно, будто дети жалеют человека больше взрослых. Дети ничего не жалеют, они не умеют жалеть.
VII
Советовал мне прочитать буддийский катехизис. О буддизме и Христе он говорит всегда сентиментально; о Христе особенно плохо - ни энтузиазма, ни пафоса нет в словах его и ни единой искры сердечного огня, Думаю, что он считает Христа наивным, достойным сожаления, и хотя - иногда - любуется им, но - едва ли любит. И как будто опасается: приди Христос в русскую деревню - его девки засмеют.
----------* Во избежание кривотолков должен сказать, что религиозное творчество я рассматриваю как художественное; жизнь Будды, Христа, Магомета - как фантастические романы. (Прим. автора.)
VIII
Сегодня там был великий князь Николай Михайлович, человек, видимо, умный. Держится очень скромно, малоречив. У него симпатичные глаза и красивая фигура. Спокойные жесты. Л. Н. ласково улыбался ему и говорил то по-французски, то по-английски. По-русски сказал:
- Карамзин писал для царя, Соловьев - длинно и скучно, а Ключевский для своего развлечения. Хитрый: читаешь - будто хвалит, а вникнешь обругал.
Кто-то напомнил о Забелине.
- Очень милый. Подьячий такой. Старьевщик-любитель, собирает всё, что нужно и не нужно. Еду описывает так, точно сам никогда не ел досыта. Но очень, очень забавный.