Я давно потеряла вкус к жизни, отвела та взгляд, Сначала исчезли люди, потом вместе с ними все те разные мелочи, среди которых мы жили, между нами погасли искры страсти, а затем меня даже путешествия перестали радовать. Я не нахожу больше смысла вот в этом всём, приняло её симпатичное лицо страдальческую гримасу.
Совсем ни в чём себя не находишь? Может, тебе поохотиться там предлагал он ей выследить какого-нибудь оленя или ещё чем-то себя развлечь.
Валор, мы переиграли во всевозможные настольные и карточные игры за два века. Понапридумывали сотни новых правил оных, которые давно себя изжили. Продукты итак стали редкостью, весь хлеб давно сгнил, обратившись плесенью, нет ни булочек с маком, ни сладких пирожных, да и зачем они, когда даже лимон пресный, словно жёваная бумага, положила она округлый ломтик себе в рот, никак не реагируя на кислый цитрусовый плод.
Нужно как-то развеяться, найти себя, говорил тот.
Я вышла на солнце, произнесла Клодет, и между ними воцарилось неловкое молчание.
Крупные жидковатые глаза вурдалака, казалось, расширились в эмоции искреннего удивления, чего уже давно не случалось. Он будто бы вздрогнул и изнутри всё ещё ощущал какой-то тревожный мандраж, поводив нижней челюстью с боку на бок, но не задевая острыми зубами друг о друга.
Ты это серьёзно? наконец, он первый нарушил тишину чаепития.
Я повидала всё, кроме жарких стран, проговорила женщина, Мы не бываем в тёплой экваторной зоне, потому как солнце вредит нам
Экваториальной, поправил он.
Там слишком тепло, слишком солнечно, Валор, я была везде и видела всё. Крайний север, сибирские леса, тибетское высокогорье, острова Бермудского Треугольника, голубые серные вулканы, эти двести лет просто забрали весь вкус к моей жизни. Я не знала уже, чего хочу и ради чего мне существовать в этом мире. И вот я отправилась в жаркий климат, вышла на солнце и замялась она.
И как?! не понимал он, если всё правда, почему она всё ещё жива и стоит перед ним не явившимся призраком или видением, что для антуража древнего Тауэра, может, было бы даже уместно, а сидит напротив столь настоящая, материальная, попивая чай, неотличимый на вкус от воды.
И твои теории эволюции оказались верны вернула она на него свой алый взор, Что-то случилось Мы Кажется, адаптировались что ли Или я настолько разучилась чувствовать, что не смогла ощутить даже боль.
Как же такое возможно? дивился её собеседник.
Ты мне скажи, ты об этом писал! Что у вампиров, погребённых под толщей вод, вырастут наружные жабры. Это же твоя писанина, Валор! Трансформация в рукокрылые особи и всё тому подобное. Причём, не думай, что мы деградируем обратно в людей. Клыки и способности никуда не делись, уж я-то проверила. Не знаю уж, касается ли это только нашей с тобой ветви Ламии или иные кланы тоже уже могут блуждать под солнцем, но этим наверняка можно как-то воспользоваться.
Как? Гулять при свете дня? только и усмехнулся тот.
Мне не помогло даже это, опять отвела дама пристыжено свой взор, Двадцать семь лет, говоришь?
И три месяца, и шесть дней, дополнял Валор.
Мне хватило всего двадцати лет под солнцем, чтобы от него устать Не понимаю, как жить дальше и зачем это всё Общение с тобой меня радует, но мы так устали друг от друга ещё за те столетия, когда вокруг кипела людская жизнь! Мы не можем встречаться чаще, иначе станет попросту нечего обсудить. Зато я нашла такое, отчего у тебя снова проклюнутся волосы, заявила она, отмыкая сундук.
Что там у тебя? приподнял голову вампир, дабы ещё лучше видеть.
Подарок на двухсотлетие Конца Цивилизаций, да такой, который ты никак не можешь ожидать, отворила она крышку, продемонстрировав содержимое.
Внутри, на бархатном красном покрытии, располагалась нагая человеческая особь, ребёнок лет восьми, сжавшись и опасливо поглядывая на существо, которому приносили в дар. Не было ни визгов, ни паники, ни даже попытки сбежать. Казалось, жертва за время своего путешествия практически уже свыклась с собственной участью, лишь ожидая, когда же весь кошмар наконец-то закончится.
Нет, качал головой Валор, Ты, должно быть, меня разыгрываешь. Живой ребёнок?! вкушал он манящий аромат, будто в этот миг вновь сумел ощутить запахи мира.
Как видишь, заметила та, Я испила её мать до последней капли и ничего!