Пошел!
Я вздохнул, посмотрел вдаль, на степную дорогу, занятую, насколько хватало глаз длиннющим обозом, и побрел мимо толпы казаков к оврагу. Самохвалов шел за мной, подталкивая стволом в спину.
А я выхожу от делопроизводителя, смотрю, знакомая рожа! слышался голос Тальского. Сотрудник угрозыска! Шпионить прибыл
Оно и ты в милиции служил!
Я пакости делал Советской власти, палки в колеса ей вставлял
О чем разглагольствовал подлец дальше, я не слышал, обратив все внимание на группу коммунаров впереди. Она подошла к оврагу и выстроилась в линию перед расстрельной командой. Мальчишки гурьбой встали позади казаков, метрах в десяти от них. К ним подтянулись и бабы.
Я мимо стрельну, Данила, послышался за спиной бас Самохвалова. Не допущу, чтоб человека, спасшего меня от клыков кабана, жизни лишили Полежишь в овраге дотемна, а там в степь, и валяй куда хошь!
Я обернулся и бросил на него благодарный взгляд.
Чубатый казак, увидев, что тащат еще одного приговоренного, остановил приготовления к расстрелу. Самохвалов подвел меня к бровке оврага и поставил чуть в стороне от избитых, но не сломленных людей.
Кто вы, друзья? cпросил я, когда Самохвалов отошел на положенное расстояние.
Члены таволжанской коммуны «Равенство и братство», ответил ближний ко мне крестьянин. В поле взяли, налетели из рощицы, черти окаянные!..
Молчать! рявкнул чубатый, схватившись за рукоять шашки. Самохвалов, ты кончай своего, уж не знаю, чем он провинился, а мои ребята пустят в расход этих.
Он разгладил шаровары с красными лампасами и важно прошелся перед казаками. Лицо сурово-безжалостное, ни одной мало-мальски приятной черточки.
Готовсь! прозвучала его резкая, как щелчок кнута, команда. Цельсь!.. Пли!..
Раздались громкие выстрелы, вскрики, звуки падения тел. Я рухнул на землю практически одновременно с убитыми и покатился вместе с ними вниз по склону. К счастью, был он не слишком крутым, мне удалось отделаться парой-тройкой ушибов и легким головокружением. На дне оврага я постарался лечь на бок, и краем глаза увидел, как к бровке подошли казаки.
Анисимов! гаркнул чубатый подхорунжий. Спустись-ка вниз с нагайкой!
Есть!
Да чего там проверять, мертвее мертвых, послышался голос Самохвалова.
По склону зашуршали быстрые шаги. Вниз спустился коренастый казак с казацкой плетью в правой руке. Замахнувшись, он хлестко ударил первого расстрелянного, потом второго, третьего. Когда очередь дошла до меня, я крепко сжал зубы. «Если шелохнусь, или издам малейший стон, мне крышка!» мелькнула мысль. В воздухе в тот же миг свистнула нагайка. Бок и спину ожгло словно кипятком, но я не шевельнулся и не издал ни звука.
И, правда, мертвее мертвых, ухмыльнулся казак и полез обратно наверх.
Я ж вам говорил, прогремел Самохвалов. Пошли отcедова!
Бровка оврага опустела. Казаки удалялись, топот их сапог становился тише.
И, что б, не хоронить! прогремел голос чубатого. Понятно, бабы?.. Пусть валяются!
Чуть погодя на бровке появились мальчишки и несколько женщин. Последние крестились, вздыхали, утирали слезы.
Вниз не лезьте, поучала одна из них пацанов. В оврагах, где совершилось убийство, нечистая сила селится. Если вдруг скатитесь в него, то встать надо с левой ноги, отряхнуться и сказать: «Черти-батюшки, уйдите в хатушки. Чур, вас к небу, меня к земле!»
Какое-то время наверху шли разговоры, потом все стихло. Я лежал и, глядя на залитую кровью рубаху ближайшего коммунара, напряженно думал о своем положении. Во, дела! Чуть не попал под раздачу!.. Но я жив и невредим, это главное. Оставаться до темноты в овраге, конечно, можно, но тогда дневника Благородова мне не видать как своих ушей! Подъесаул обязательно его хватится
Ой, Борька, ты мне пятку отдавил! послышался приглушенный детский голос.
Прости, Дениска, я нечаянно А, может, поворотим назад, боязно что-то.
Испужался?! А вдруг кто-нибудь из них жив, ждет, не дождется помощи Пошли, я тебе за это на нашем Орлике дам покататься и смородинным вареньем угощу.
Брешешь!
Вот крест святой!..
Я сложил руки у рта и вполголоса проговорил:
Мальчишки, сюда!
Наступила тишина. Я чуть приподнял голову. Пацаны, которым было лет по десять, стояли в полусогнутом положении и смотрели на меня во все глаза.
Ну, что застопорились?