Без меня будет больше места, упирался Лимоныч. Дольше продержитесь, пока Блендыч что-нибудь придумает.
Она и так что-нибудь придумает, ответил Антон. Мой приказ держаться вместе до последнего. Как понял?
Есть держаться до последнего, нехотя ответил Лимоныч.
Антон отпустил его ворот, уверенный, что боец выполнит приказ и не попытается умереть ради нас.
Оба посмотрели на меня, ожидая волшебного выхода из беды.
Но что я могла сделать? Хадонк и Аделла замели все следы подготовки ландшафтной ловушки. Я даже не заметила перехода в неё так чисто Хадонк соединил реальное пространство с подложным.
Командир, ухмыльнулся Лимоныч. От вихря так тянет, будто меня кто-то по жопе гладит.
Такая же фигня, засмеялся Антон.
Давай, Блендыч, придумывай скорее, а то мне не нравятся эти ощущения.
Единственное, что мне оставалось это создать простой круговой щит. Из кармана моей хантлангерской униформы достала самый большой самородок. Он запрыгал в моей руке: спиральный споггель хотел утащить его, не давая разместить в центре ладони.
Антон и Лимоныч без слов поняли, что мне нужна помощь: их пальцы обхватили мои ладони, помогая удержать стен-камень.
Сжигание камня заденет и вас, предупредила я.
Давай, жги, позволил Лимоныч.
Мы потерпим, подтвердил Антон.
Внутри сплетения наших пальцев заалел разгорающийся стен-камень. Я специально замедлила горение, чтобы оно не сожгло руки Антона и Лимоныча. Но они слишком часто видели, как работала моя магия, поэтому Антон приказал:
Делай нормально. Не надо нас жалеть.
Я кивнула и зажгла во всю силу. Руки Антона и Лимоныча покраснели, по ним сразу пошли белые волдыри ожогов.
Всё, всё, убирайте, закричала я.
Они отдёрнули руки, а стен-камень распался на множество красных искр, которые окружили нас щитом. Вихрь схлопывающегося пространства ударил в него, разгоняя и гася искры.
Щит выдержал этот удар. Тогда скукоженное пространство обхватило его, а земля под нашими ногами закачалась и покрылась трещинами. Некоторые куски начали исчезать, пожираемые вихрем. Одинокая половинка арбуза подкатилась к нашим ногам, заливая сапоги соком.
Вот, растерянно сказала я. Всё, что смогла.
Не вини себя ни в чём, ответил Антон.
Это мы с командиром дураки, сказал Лимоныч. Слишком поздно задумались, зачем на ферме с одним единственным полем жила толпа слоггеров, да ещё и ящик подпитки. Спецназовцы, тлять.
Опустив руки, я посмотрела на Антона. Он положил свою обгорелую ладонь мне на щёку, провёл большим пальцем по губам.
Я это, сказал Лимоныч, отвернуться не могу, поэтому закрою глаза. А вы целуйтесь.
Только Антон прислонил свои губы к моим, как гул вихря прекратился. Я и Антон подняли головы вверх споггель перестал вращаться и застыл в форме спирали, к концам которой как бы привязаны края ландшафта.
Поцеловались? С языком? спросил Лимоныч, открывая глаза. Отметив изменения в споггеле, добавил: Вот, что сила любви творит.
3
Я убрала искрящийся щит. Антон осторожно сунул приклад автомата в застывшую стену вихря. Его не утянуло, он просто проник в него, как в плотный Барьер Хена.
Ещё одна ловушка, уверенно сказал Лимоныч.
Это всё странно, ответила я. Споггель не должен так замирать.
Почему?
Я мало знаю о драйденских семейных духах, призналась я. Но, кажется, такое с ними бывает только в том случае, если с хозяином что-то происходит. Что-то захватывающее всё их внимание. Или если хозяин заснул.
Хадонк решил внезапно поспать?
Вот я и говорю, что странно это.
Да по хер, тля, прервал Лимоныч. Двинули отсюда. Лучше попасть в новую ловушку, чем умереть в этой.
Лимоныч первым прыгнул сквозь застывшую стену искажённого пространства. Громыхание ядер в его коробе послышалось с той стороны. Быстро поцеловав меня, Антон тоже ушёл. А я, краснея и потея от распиравших меня чувств, последовала за ним.
Мы очутились на том же арбузном поле. Лимоныч вынул из кобуры пистолет и щёлкнул на нём железной пружиной. (Я до сих пор не могла запомнить названия частей огнестрела). Антон тоже держал автомат наготове.
Близилось утро часть купола, накрывающего Брянск, озарилась розовым. Я уже привыкла к скудному ночному освещению на Земле. Рассветы и закаты здесь тоже были какими-то бедными, словно у них кто-то отнял всю красоту, оставив только свет и тень.