В открытую дверь процедурного кабинета, я видела, как Рита продезинфицировала, а потом опрыскала каким-то раствором палец Маши. Маша пребывала в состоянии счастья и от явно выразившегося страха на лице Василича, когда тот увидел жену в окружении хлопочущих врача и медсестры, и оттого, что со здоровьем её всё обошлось, потому весело отмахнулась от перевязки:
Эка! Я, почитай, каждый день то паром обожгусь, то ножом порежусь, то масло раскалённое куда капнет. У меня быстро заживает, и это заживёт, завтра и забуду уже! Спасибо вам!
Она вышла в коридор.
Пойдём, Маленькая.
Маша, я кладу тебя на обследование.
Так я и так в больнице!
Маша, я серьёзно!
Радость её испарилась, опустив глаза в пол, она прошептала:
Значит, всё-таки был инсульт.
Была угроза.
Маленькая, не время! Она подняла на меня умоляющий взгляд. Вася хворает.
Время, Маша, самое время! Лучше обследоваться и принять лечение сейчас, чем довести дело до настоящего приступа. И Василичу есть стимул быстрее поправиться!
Машу оформили в неврологическое отделение, и я проводила её в палату.
Маша, ты прежде выспись. Слишком много волнений за последние сутки, а ты ещё и ночь не спала. Какой угодно организм взбунтуется! Я ещё забегу к тебе.
Склонив венценосную голову, Маша сидела на кровати, карябая ногтем по заскорузлому бурому пятну на платье.
Видно, и моё время пришло. Мне в этом году пятьдесят пять. Мама моя уже семнадцать лет, как в могилу сошла, а бабка и того раньше.
Я прикрикнула:
Ты не мама, и не бабка! Уже одно то, что они не дожили до сорока, а тебе пятьдесят пять, само за себя говорит!
Она протяжно всхлипнула.
Васю жалко.
Не жалко, раз на тот свет собралась! Знаешь ведь, он без тебя жить не сможет!
Смооожет, раз разводиться со мной собрался. Найдёт свою худоногую.
Я засмеялась.
Ох, Маша! Неужели, ты так ослабла, что уступишь худоногой Васю своего?
Она вскинула голову, посмотрела на меня и тоже рассмеялась, потом покачала головой.
Мой Вася!
Вот и славно! Пошла я. А ты не теряй времени, ложись и спи! Катя обещала к обеду приехать, одежду тебе привезёт.
Василич лежал на кровати спиной к двери. Я хотела прикрыть дверь, как услышала:
Маленькая, ты? Заходи, не сплю я!
Я вошла. Осторожничая, боясь вызвать боль, он стал поворачиваться на спину.
Болит?
Да ничего, легче уже! Максим пошёл воды купить, а я тебя жду. Как там?
Там так же, как и у тебя, Василич. Маша больше переживает за тебя, чем за себя. Жалеет, что не вовремя я её в больницу определила. Ей бы лучше тут, рядышком с тобой быть.
Ты мне язык не заговаривай. Ты главное скажи! Инсульт был?
Я кивнула.
Почти. То ли Маша крепкая, то ли, и правда, моя «терапия» кровавая помогла, обошлось всё.
Он расслабился и, устремив глаза в потолок, осудил себя:
Обидел я Маняшу вчера, не сдержался. Вот она и
Я придвинула стул к его кровати.
Хочешь, я руки положу?
Он молча приподнял свою ладонь, открывая доступ к месту боли. Я закрыла глаза, проверяя поток энергии, потёкший из рук.
Боится Маша, что ты женщину ту свою до сих пор помнишь.
Да какую «свою»? Не было у меня с ней никогда ничего! «Свою»! За ручки держались, да поцеловались несколько раз! Мне не понятно, почему Маняша скрыла, что она приходила? Думала, что я выбрать не сумею? Между двух баб болтаться буду? Значит, не верила она мне!
Не усложняй, Василич! Маша и тогда боялась тебя потерять, и до сих пор боится. Любит она тебя.
Любит. Когда под принца ложилась это тоже любит?
Я думала, ты простил.
Простил. Но память-то я не потерял!
Понимаешь, Василич, бабы дуры. Мы даже если и знаем, что нас любят, всё равно хотим восхищения в глазах да восхищения в словах, так уж устроены. Можно на это не обращать внимания, блажью считать, но от этого мы другими не станем. Женщина по жизни лебёдушкой плывет, когда в своей неотразимости уверена, и утицей ковыляет, когда муж на неё равнодушным взглядом смотрит.
Василич помолчал и крякнул:
Даа. Хочешь сказать, что я сам Маняшу в объятия принца толкнул?
Хочу сказать, что и через годы с нами надо вести себя так же, как вели себя во время ухаживаний. Это если женщина дорога, а нет, так и спросу нет! Но тогда не жалуйтесь, что женщина на мёд, истекающий из других уст, соблазняется.
Ишь, ты как! А нам как же? Вы-то тоже, выйдя замуж, другими становитесь.