Я могла видеть в его глазах отблески печали он видел мой страх, разочарование в нём и нежелание подходить.
Лесси, иди ко мне, произнес Князь, подойдя к постаменту, на котором я стояла, и остановившись всего в паре метров от меня.
Дальше чем хотелось бы, но ближе чем это было нужно. В кои то веки я была рада, что могу осознавать себя и свои действия. И в этот самый момент я знала, что если сделаю шаг к нему, то будет бойня, решить в которой я не смогу вообще ничего. Стаи послушались меня только потому, что в каждой из них я была второй альфой, однако вожак всегда останется главным.
Я смогла себе позволить только заглянуть в его глаза на несколько секунд, прежде чем перевести его на отца и сказать высоким режущим слух голосом:
Я пойду с тобой, папа, если ты пообещаешь не причинять никому вреда. Особенно маме.
Папа сдержанно кивнул, а после ответил, не забыв ласково назвать меня так, как делал это всегда:
Я обещаю тебе, паучок.
Я нервно кивнула и почувствовала, что Князь еле сдерживает инстинктивный порыв защиты и одновременно пытается удержать управление над беснующейся стаей, которая просто с ума сходит от моих опасных по их мнению действий. Феликс как обычно дал мне противоречащий его планам выбор, а я снова побежала за своими моральными ценностями. Я не знала к чему меня приведут эти действия, как не знала и того, что произойдет сейчас, но даже так это казалось мне лучшим выходом. По крайней мере из-за этого будет меньше возможных конфликтов.
Я спрыгнула с постамента у забора и, как мне показалось, весьма уверенно направилась к отцу. В этот момент что-то случилось, и воздух вокруг полыхнул чёрным, разносясь волнами по периметру поляны. Я остановилась и подняла глаза на очень высокого Фила, который не просто был сильнее папы его власть главного волка была физически ощутима. Вот на что смотрел Тодор, когда Князь злился. И вот чего не могла видеть я в теле Алисы.
Глаза сильнейшего Альфы полыхнули, выдавая ярость, но чёрные волны наоборот начали уходить, словно исчезая только от одного моего вида. Аезелвалф же смотрел на моего Вольтера хмурым уверенным взглядом, не обещающим никому ничего хорошего. Именно из-за этого я продолжила идти к нему. Я хотела переместить внимание отца на себя, что мне легко удалось в эту секунду его лицо было направлено в мою сторону.
По какой-то причине мои воспоминания из детства были смазанными, а потому сейчас я могла словно заново рассмотреть острые черты лица, которые можно было назвать хищными: острый прямой нос, высокие скулы и чёрные густые брови, делающие взгляд вечно колючим и злым. Разве можно было любить такого отца?
Мой последний шаг, пальцы почти касаются его протянутой в примирительном жесте ладони и под ногами становится пусто.
АГЕРАТУМ! утробное рычание, настолько громкое, что мне заложило уши.
Я проскользнула в портал прямо в земле, устроенный скорее всего бабулей. Под ногами оказалась черная пустота, вокруг земля, а наверху быстро затягивающееся полотно почвы. Я не сдержала визга, но почти сразу пересилила себя и закрыла рот.
Шумный хлопок, ознаменовавший, что я близко к конечному пункту, и резкий удар о землю, выбивший весь воздух из легких. Я с шумом набрала новый и закашлялась. И только после состояния близкого к приступу, смогла сесть, пройдясь по земле ладонями. Глаза защипало, и по щекам потекли влажные дорожки, сдержать которые я не смогла бы даже под угрозой смерти. Мышцы ныли, будто специально не давая мне сделать даже поворот головой.
Головокружение сменилось тошнотой, и я вновь упала на спину, выдав весьма громкое шипение. Через пару секунд мне стало лучше, я вдохнула прохладный воздух, выдохнув мутный пар, и протянула руку к светящейся необычайно синим светом луне. Единственной луне мира богов я была на Танатосе.
Мой смешок разнесся по ночному лесу, приглушив стрёкот мелкой живности в траве у дороги, на которой я лежала.
Меня даже никто не встретит? усмехнулась я самой себе и резко поднялась, сев так, чтобы была возможность разглядеть себя, какого черта?!
У меня был приятный мелодичный женский голос, от звучания которого даже ругательство становилось сродни ласковым хвалебным речам. Я взглянула на молочно-фарфоровые длинные ноги с пятнами грязи на обнаженной коже и обхватила плечи руками, осознавая, что одежды на мне нет от слова совсем. Ноги пришлось согнуть в коленях и прижать к груди. Нет, мне не было холодно, скорее неприятно от того, что я, блин, сижу одна, голая и посреди незнакомого леса Танатоса. И я подумала бы, что всё не так плохо, если бы я была маленькой черноглазой девочкой, внешность которой узнает каждый здесь, так нет же! Я схватила длинную прядь волос со спины и мысленно загнула пальцы «крестиком». Не знаю, сколько мне было на вид, но я точно выглядела взрослее шестнадцати, а цвет волос мистическим образом «перекрасился» в серебристо-серый, вторя тому, который был у мамы.