Саймон Дорф, тридцати двух Ох мать, тридцати трёх, с днём рождения, лет отроду он посмеялся своей витиеватой фразе. Шёл по пустыне на протяжение четырёх часов. Сначала у него возникла усталость, затем появились головные боли и головокружение, боли в ногах, спине и даже рвота. Это были лишь первые симптомчики. Затем появились шум в ушах, отдышка, участилось сердцебиение и потемнело в глазах.
Цианоз14 лица, судороги мышц, неровное дыхание, Саймон 3 тыкал пальцем в пациента, подмечая свои наблюдения. У него солнечный удар!
В смысле, блин, «тепловой»? спросил Саймон 2.
В смысле «без разницы», ответил Саймон 1. Я тоже так подумал изначально, но ведь всё это говорит уже о глубоком уровне поражения ЦНС15, и здесь должны появиться бред с галлюцинациями. А раз уж он без сознания, как мы узнаем, есть ли они?
Так мы с вами сейчас этим и занимаемся, Саймон 3 встал с корточек и отряхнул брюки.
Чем? в голос спросили оба Саймона.
Бредим, господа! Саймон 3 взял в руки автомобильную аптечку. Не хочу вас расстраивать, коллеги, но мне кажется, что мы все с вами бредовая галлюцинация.
С этими словами он принялся раздевать пациента, вскоре избавив его от всей одежды. Втроём Саймоны без особых усилий разрыли руками углубление в рыхлом песке и уложили в него бессознательного Дорфа. Саймоны 1 и 2 начали растирать ромом его руки и ноги.
Гонево, бросил Саймон 2. Кто же ему тогда помогает по-твоему, умник?
Он сам, Саймон 3 положил под голову пациенту ботинки, смочил одежду зловонным содержимым расширительного бачка и укрыл тело.
Саймон 1 извлёк из аптечки ватный тампон, пластырь и нашатырный спирт. Пропитав вату спиртом, он закрепил её пластырем на верхней губе Саймона. После этого Саймон 3 извлёк упаковку сухого льда и шмякнул ею о пластиковый корпус аптечки. Лёд раскололся и мгновенно превратился в ледяную воду. Пакет с ней разместился у Саймона на лбу, а раскрытая аптечка вместе с сумкой для инструментов улеглись на края вырытой в песке ямы и отбросили тень на его голову.
Дорф пришёл себя вечером, когда солнце уже утратило силу и клонилось к закату. Было холодно ни то от резко упавшей температуры воздуха, ни то от развившейся на фоне случившегося солнечного удара лихорадки.
Он поднялся из ямы, чувствуя себя мертвецом. Всё тело ломила боль, и определить её причину оказалось невозможно то ли это от длительных физических нагрузок, то ли от пережитого теплового удара, то ли от долгого лежания в песке, а может, от всего сразу. Ему было не важно. Он поспешил надеть одежду, зашнуровать ботинки, собрать разбросанные вокруг пожитки обратно в сумку. Что делать дальше? Он не знал. В раздумье он прикончил безвкусные крекеры, запил их остатками газированной воды, выдавил в ладонь целую пластинку глюкозы и отправил в рот разом всю пригоршню.
Всё, что было, ему померещилось. Всё было в его голове, как и сказала Дженни. Ещё она сказала, что он ищет не там. Что это значит? Саймон пошарил руками вокруг себя, упёрся в автомобильные следы и заметил, как они поворачивают. Проследив за ними, он увидел, что плавный поворот обрывается резким, и следы уводят практически в то направление, откуда он пришел. А где-то вдали виднеется мельничная башня. По-видимому, во сне он свернул в пустыню, проехал по ней подковой и почти вернулся к трассе. Нужно было идти в ту сторону, куда машина стояла мордой, а он туда не взглянул изначально, хотя сразу бы заметил «Эмерсайз». Почему он не увидел мельницу, когда обернулся на вершине подъёма?
Потому что кретин, выдавил из себя Саймон.
Дорф повалился на спину и начал безудержно хохотать, ворочаясь в приступе истерики и поднимая в воздух тучи песчаной пыли. Смеялся долго, пока оседающий песок не облепил его окровавленное лицо и не начал оседать в лёгких. На смену хохоту пришёл кашель. Отплеваться не получалось во рту попросту не было слюны. Он перевернулся на четвереньки и ущипнул себя за запястье, наблюдая, как смятая кожа разглаживается. Не слишком быстро, но серьёзного обезвоживания у него нет. Пока нет. Он с шумом выдохнул, поднялся и, пошатываясь, побрёл обратно по своим следам.
В прохладе идти было намного проще, даже боль значительно утихла. Казалось, он мог бы даже бежать, но не стал этого делать. Не следовало перегружать и без того ослабленный организм. Первоначальная лёгкость может оказаться обманчивой, а терять время на отдых не следовало, ведь ему предстояло до утра выбраться из этой грёбаной пустыни. Ещё одного дня в пекле он не вынесет и вряд ли сумеет себя спасти, ведь в аптечке уже почти ничего полезного не осталось.