Вот первый и главный пробел. Однако есть ещё два, сказал детектив. Второй пробел сам Герберт. Ты помнишь, Хьюго? Когда мы в тот день навестили его в больнице, врачи сказали нам, что его травмы могло вызвать простое падение. Ты по-прежнему придерживаешься этой точки зрения?
Ну да. Он погнался за Джейсоном, споткнулся, да пусть хоть на порожках, и ударился головой. Вот и всё.
Место падения Герберта нам известно точно, поправил его Кристофер, показывая фотографию. Он упал здесь, на бетоне, в полутора метрах от калитки.
Хьюго проигнорировал снимок и демонстративно развернулся на скрипучем стуле спиной к криминалисту.
На похоронах я подходил к нему и заметил одну занятную деталь, продолжал тем временем Маркус. Как и докладывали медики, у него две травмы. Одну из них, допустим, левосторонний перелом челюсти, вполне могло вызвать падение. Однако висок повреждён с правой стороны. Упасть сразу на обе стороны лица он никак не мог. Вот он и второй пробел. Вы видите какую-нибудь связь?
В кабинете повисла тишина.
Хьюго? Маркус взглянул на помощника. Ты уже понял, к чему я веду?
Не держи меня за идиота, отмахнулся Хьюго, поднёс ко рту пустой стакан и вернул его на место, но это полная чушь.
Как отметила Барбара, Дженнифер погибла от руки левши. Герберт правша. Мне кажется, все эти пробелы могло бы заполнить третье лицо. Тем более в последнем разговоре со мной Джейсон упоминал какие-то голоса. Есть вероятность, что убийство совершил вовсе не Герберт, а кто-то посторонний. Герберт попытался его остановить, получил одну из травм и лишь затем упал
Но мальчик ясно сказал, что убийца его отец! прервал детектива Хьюго.
Ты сам прекрасно слышал, насколько несвязно Джейсон рассказывает о том дне, а штатный психолог управления, который вчера сидел на этом самом стуле, пока ты зевал за компьютером, сказал, напомню, следующее: «Существует вероятность того, что некоторые события могут быть стёрты из его памяти в результате потрясения». К тому же сам мальчик говорил, что видел какого-то крупного мужчину возле дома. Наши ребята уже занимаются составлением фоторобота.
Хорошо, допустим, Герберта кто-то ударил. Но чем? спросил Хьюго.
Маркус вопросительно посмотрел на Кристофера.
Мы не работали в этом направлении, замялся тот. Не рассматривали возможность появления третьего человека и ещё одного орудия. Но в любом случае, мы сняли отпечатки со всех предметов в доме.
Хьюго презрительно хмыкнул и почесал щетину.
У тебя списки с собой? спросил Маркус. Кристофер передал ему внушительную стопку бумаг. Детектив разделил её на четыре приблизительно равные части между присутствующими. Ищем неизвестные отпечатки.
У меня ничего, спустя десять минут произнёс Кристофер, откладывая последний листок.
Пусто, сказал Маркус.
Ещё через некоторое время закончила Барбара:
Неизвестные отпечатки на силиконовых формочках для кексов и на компьютерной клавиатуре в комнате Джейсона. Маркус, но это абсурд, ты сам себя закапываешь ещё глубже.
Втроём они посмотрели на бормочущего Хьюго, который к тому моменту едва изучил половину бумаг.
Кофейник (Джейсон, Герберт, Дженнифер) Кастрюля красная, два литра (Герберт, Дженнифер) Ключница (Дженнифер), читал в случайном порядке Хьюго. Кактус (без отпечатков) Клюшка для гольфа 9 (Герберт, Джейсон, нет в базе). Мать твою, у меня клюшка!
Мы собирались играть в гольф.
С кем, Джейсон?
ОН, я, Лютер и Стенли.
14
Ужин, как и любой приём пищи в доме Трейдов, проходил в полной тишине. Телевизор, который в первые дни миссис Трейд по привычке включала, сейчас молчал в новостях то и дело упоминали о гибели моей мамы, и всякий раз, как это происходило, Анджела перещёлкивала канал, а сейчас и вовсе отключила телевизор от сети. Завести разговор не пытался никто из нас. Без аппетита стуча по тарелкам вилками и чиркая ножами, когда требовалось что-то отрезать, мы старались не думать ни о чём, кроме пищи, пытаясь таким образом заглушить мысли о своих утратах. Я пытался не думать о маме. Лютер об отце. Миссис Трейд о муже. Она с Лютером сидела у одной части стола, я напротив, у другой. Во главе не сидел никто. Раньше, должно быть, там сидел отец Лютера, но теперь место пустовало, и Анджела никак не могла к этому привыкнуть. Она не клала приборы для него, не ставила тарелки, как это могли бы делать какие-нибудь особенно чувствительные вдовы, не вздыхала, глядя на спинку его стула, и вообще никаким образом не показывала Лютеру своей тоски. Она была сильной женщиной и старалась стать для сына примером, ведь теперь их маленькая семья полностью легла на её хрупкие плечи, и демонстрировать слабость в её положении означало бы заставить Лютера чувствовать слабым и себя. Она стала в этом доме главной, однако пересаживаться на место Пола за обеденным столом не хотела. Со стороны могло показаться, будто она боится окончательно принять на себя обязанности главы семьи, однако я считал, что дело было не в этом. Сесть на место мужа, вынести мебель из его кабинета или избавиться от оборудования в его домашней лаборатории для Анджелы означало бы признать, что Пола больше нет. Несмотря на свою выдержку и желание научить сына стойкости, она всё же не могла этого сделать. Я всё это понимал. Быть может, раньше не смог бы понять, но теперь, с потерей родителей, мне стало ясно, что чувствует человек в подобной ситуации и какие мысли его посещают.