Бекбишева, потирая правый бок, многозначительно глянув на Лидию Ивановну, тихо проговорила:
А можно, мы останемся?
Как это останемся?
Мои родители, Лидия Ивановна, завтра едут в город, а маленького Руслана оставить не с кем, кроме как со мной, детский сад, как вы знаете, в воскресенье не работает. Приедут они с города поздно вечером.
И мне, Лидия Ивановна, завтра с отцом на рыбалку, он без меня ну прямо никак! поддержал Бекбишеву Валера.
Да вы не беспокойтесь, Лидия Ивановна, уже громче проговорила Аллия. Всё остальное мы сегодня быстренько допишем, а Завьялов завтра закончит свою работу.
Лидия Ивановна, педагог с многолетним стажем, подсознательно понимала, что если она им сейчас откажет, то лишний раз подчеркнёт свою чёрствость и непонимание, но и оставлять их одних в совершенно опустевшей школе весьма не желательно: если что случится, вся эта её доброта с чутким пониманием будет выглядеть полнейшим безрассудством.
Но очередные умилённые просьбы Бекбишевой и Зарубина заставили Лидию Ивановну согласиться. Положив на стол рядом с ватманом связку ключей, Лидия Ивановна предупредила:
Только долго не задерживайтесь, а если будет сильный дождь, то уж лучше немного тут переждите, но по-любому к девяти вечера ключи чтобы были у меня. И этот стул, то есть обломки, отнесите в школьную канцелярию для составления акта на списание.
Ну конечно, конечно, Лидия Ивановна, мы быстренько! радостно ответила Аллия. В полдевятого с ключами обязательно будем у вас.
Надсадным скрипом тяжёлая дубовая входная дверь, закрывшаяся за Лидией Ивановной, как бы подтвердила, что они остаются в школьном классе совершенно одни.
Ну и что ты хотела мне сказать? глянув на Аллию, спросил Валера.
Когда?
Когда положила фломастер на ватман и грохнулась вместе с обломками стула на пол.
А-а-а-а, многозначительно словно пропела Аллия. А ты не боишься?
Чего?
Ни чего, а кого.
Ну кого?
Спиридонова этого.
А чего его мне бояться?
Ведь он же тебе морду может набить за эту статейку.
А тебе?
Меня он тронуть не посмеет я всё-таки, как-никак, дама.
Ну вот тогда немножечко меня послушай, разлюбезная моя дама. Во-первых, я не могу смотреть, как этот лодырь и разгильдяй с его выдающимися способностями не желает прогрессировать в мир совершенства, во-вторых
Ну довольно, довольно, чуть ли не прокричала Бекбишева, а то придётся целых полчаса слушать твои философствования. Скажу лишь одно: ты мне нравишься. Ты не трус, как Андрей Завьялов наложил полные штаны и дал дёру, не желая, видимо, связываться с этим Спиридоновым!
Слегка опешивший Валера удивлённо проговорил:
Так мне он сказал, что бабушка заболела и ему надо срочно идти к ней.
Слушай ты его больше!
А почему всю эту правду ты не сказала Лидии Ивановне? Выходит, ты её обманула придёт да нарисует
Знаешь что, Зарубин, мне больше делать нечего, как во всех мельчайших подробностях докладывать Лидии Ивановне, кто что кому сказал и кто кого боится!
Вот дела задумчиво проговорил Валера и словно застыл в раздумье. А кто же будет рисовать этого лентяя и бездельника?
Брат мой нарисует.
А он что, может рисовать?
Ещё как! улыбнулась Бекбишева.
Ну это тогда меняет всё положение в наилучшую сторону, ведь наш горе-художник не особо блистает талантом.
Ну всё, хватит разглагольствовать, времени и так в обрез! Дописывай свою статейку, а я тут чуть пониже от будущей карикатуры пару куплетиков приделаю, ещё немного потрудимся над оформлением и заберу стенгазету домой. А завтра к вечеру, как только брат приедет из города, попрошу его, и он уж постарается разукрасить этого прохиндея Спиридонова вся школа обхохочется. И не поленюсь в понедельник с утра прийти вместе со старшеклассниками и вывешу сей шедевр в школьном коридоре на всеобщее обозрение. Глядишь, может, и прозреют наши оболтусы да хоть немножечко станет им стыдно.
* * *Лёгкие перекаты отдалённого весеннего грома и окрепший ветер словно предупреждали о предстоящей непогоде, вечернее небо основательно заволокло тёмно-свинцовыми тучами. Мелкие капли дождя, весело барабаня по двум большим окнам, грустно приговаривали: «Спешите домой, спешите домой».
Выпрямившись и отвернув чуть в сторону голову, Валера, громко чихнув, проговорил: