Государственные дела и добрые вести, которые мне приятно время от времени лично сообщать в столь трудные времена. Можно? Он задал вопрос, указывая на кресло, стоявшее с другой стороны столика, на который Гонсало положил книгу, и тот тут же ответил:
Естественно! Хочешь что-нибудь выпить?
С твоего позволения, я попросил Файну принести нам свежего лимонада ответил гость, протягивая ему запечатанный документ, который держал в руке. Вот они, добрые вести.
Тот, кому, судя по надписи, сделанной изящным почерком, было адресовано письмо, сломал королевскую печать, ознакомился с напыщенным и высокопарным текстом официального назначения, вздернув брови, и на лице его тут же отразилось удивление вместе с ясно читаемым невольным неприятием.
Собеседник наблюдал за ним несколько обескураженный такой красноречивой реакцией и смутился еще больше, когда генерал вернул ему документ со словами:
Прошу тебя, передай Его Величеству мою глубочайшую благодарность за оказанную честь, но я не могу это принять.
Но почему?
Это значило бы вернуться в то место и в то прошлое, которое я всю жизнь безуспешно пытаюсь забыть. Гонсало Баэса покачал головой и непререкаемым тоном заявил: Нет! Я не вернулся бы туда ни за что на свете!..
Едва оправившись от удивления, монсеньор Алехандро Касорла сделал небольшую паузу, чтобы осознать услышанное, а затем протянул руку, намереваясь положить ее в знак явного дружеского расположения на колено собеседника, и пробормотал, словно опасаясь, что его может услышать кто-то из посторонних:
Умоляю тебя пересмотреть свое решение, дорогой друг. Если ты откажешься от назначения, то впадешь в немилость к Его Величеству, чем воспользуются недоброжелатели, которых, я уверен, у тебя более чем достаточно.
Враги меня никогда не пугали, и я не думаю, что пора начинать их бояться, сухо и твердо прозвучало в ответ.
Одно дело то, что они тебя не пугают, другое что ты сам даешь им карты в руки весьма резонно заметил клирик. Если Корона весьма благосклонно относится к твоим попыткам защитить права туземцев и в качестве вознаграждения предлагает тебе пост, на котором ты можешь отвратить скрытое рабство, отказаться от предложения значит отказаться от всего того, во что ты веришь и за что борешься.
Он умолк с появлением Файны, хлопотливой и невоздержанной на язык кухарки, которая принесла поднос с сухофруктами, двумя стаканами и большим кувшином лимонада и поставила на стол.
Миндаль, грецкие орехи, инжир и лимоны из нашего собственного сада, ваше преосвященство. А лед мне доставили прямо с Тейде. Не желаете ли на обед отведать ушицы с гофио[1] и жареного козленка?
Еще бы! не раздумывая, с воодушевлением ответил тот, кому был адресован вопрос. Если бы все искушения были такими, как твои, в аду негде было бы приткнуться. Он окинул взглядом Гонсало, словно не мог поверить своим глазам. Не знаю, как это ты не разъелся, как боров, с этакой кухаркой.
У нас редко бывают гости, которые бы давали мне возможность предаться чревоугодию. Хозяин дома приветливо улыбнулся своей ключнице и попросил: Проветри комнату для гостей: его преосвященство останется ночевать.
Уже, уже начала А на ужин готовлю кролика в сальморехо[2] ослица уписается.
Она удалилась, не дожидаясь ответа и пренебрежительно отмахнувшись, когда хозяин одернул ее непривычно суровым тоном:
Что за выражение!
Кто бы говорил!
Ладно тебе, сразу видно, что она тебя любит и ходит за тобой, как за сыном, заметил прелат. Правду ли говорят, будто ты ее выкупил, когда ее должны были продать?
Мне не нравится об этом говорить.
Тебе много о чем не нравится говорить, но предупреждаю, что я проделал такое длинное путешествие сейчас у меня голова просто идет кругом не для того, чтобы ты со мной тут играл в молчанку, подчеркнуто строгим тоном заметил прелат. Корона намерена положить конец злоупотреблениям, восстановить справедливость на архипелаге, и, если те, в чьих силах этого добиться, отказываются действовать, тогда по-прежнему будут существовать крепостные, рабы, а детей будут вырывать из рук матерей, едва они прекратят кормить их грудью.
Генерал, казалось, внял разумным доводам человека, которому всегда слепо верил и которым восхищался. Он долго смотрел на заснеженную вершину гигантского вулкана, сиявшую, словно зеркало, и, громко вздохнув, сказал: