Вася замолк, через пару секунд тяжело вздохнул и сказал:
Хороший стол был, почаще бы таких.
А соседка? Проговорил Николай Павлович Гудзь.
Соседка?! заморгал глазами Вася. Что соседка?
Как что! Ты же у нас парень весёлый. Отплясывал, верно, с ней! ухмыльнулся Николай Павлович, окинув взглядом необъятный Васин живот.
Я чё на танцы пришёл что ли? Моё дело исть и пить, вот что! Понял!
Понять-то я понял. Только вот соседка опять же Обиделась она на тебя, Вася, больше не пригласит на день рождения, не унимался Гудзь.
Хе-хе-хе! ухмыльнулся Вася и победно посмотрел на товарища. Не впервой уже. Пять раз у ней праздновал, этот шестой был.
Ну-у-у, Вася, ты, верно, соседке шибко люб, коли шесть раз только на тебя одного сто рублей потратила, и даже гуся не пожалела. Он, верно, рублей на 25 вытянул.
Поболе! Гусь-то он что, он пять рублей кг, а в том было кг семь, а то и боле.
Блок экстракции и ректификации подал звуковой сигнал. Вася подошёл к технологическому щиту, покрутил какой-то прибор и пошёл на выход из операторской. На ходу бросил:
После работы ко мне, мужики. Моя уехала в деревню. Гульнём!
Что это он такой щедрый? посмотрев на товарищей по смене, проговорил Александр Перелётов, устроившийся на работу в объединение полгода назад.
Не раскатывай губу, Санёк, ответил Николай Павлович. Ключкин не расщедрится. Самим придётся покупать и водку и закусь.
Это поня-я-я-тно, протянул Перелётов. Я не об этом. Он что всегда так праздник свободы от жены отмечает?
Николай Павлович хмыкнул:
В отпуске он с завтрашнего дня, вот и решил на халяву гульнуть. Сам-то булку хлеба выставит ну, и рубля полтора в общий котёл даст. Сам-то пойдёшь, Санёк?
Мне нельзя, ответил Александр.
Что так? удивился старший оператор Аркадий Павлович Воронцов.
Меру не знаю!
В еде что ли? Как Вася?
Нет, я ем мало, в водке меры не знаю.
Эка удивил, ухмыльнулся Воронцов. Мы её знаем! с восклицательной иронией. Хотя вольному воля! Дело хозяйское, а я пойду. Если Васю хорошенько подпоить, он добрый и щедрый становится. Как-то хвастал, что у него двадцать литров клюквенной настойки в кладовке стоит. Не пробовал, говорят вкусная.
Я тоже пойду, проговорил Николай Гудзь. Один хрен дома делать нечего.
Почему так? спросил его Александр.
Один я, Санёк. Моя померла уж как три года. Скукотище одному-то. Да мы с Васей-то в одном доме живём, и даже в одном подъезде, только я этажом ниже, так что далеко идти не придётся. А ты-то как, Витёк, пойдёшь? обратился ко мне Николай Павлович.
Жене обещал с детьми к реке съездить. Середина лета уже, а только два раза и были.
Дети это хорошо. У меня машины нет и никогда не было, я своим детям, когда маленькие были книжки читал, сказки там разные, стишки А сейчас и глаз не кажут. Вот такие дела, Витёк!
Утро следующего дня.
В шесть тридцать зазвонил будильник, Вася открыл опухшие за ночь глаза, уставился в одну точку в потолке, вспоминая, что было вчера, скинул с себя одеяло и тихо проговорил:
Хорошо погулял у Веры на дне рожденья!
Умылся и, как был в трусах и в майке, пошёл на кухню.
Надюха! Надюха, это прокричал Вася и осёкся.
На столе, покрытом клеёнкой в синюю клеточку, стояли три грязных стакана, суповая тарелка с полосками зелёного лука, сиротливо свернувшимися на её пустом дне, засохшая корочка серого хлеба, пустая банка из-под рыбных консервов, яичная скорлупа, солонка и пять порожних бутылок из-под водки, две с этикеткой «Пшеничная», три с упавшими буквами О и К в слове ВОДКА. По всему этому безбоязненно ползали жирные тараканы.
В животе у Васи заурчало и он вспомнил всё. Вспомнил, что жена уехала в деревню к своим родственникам, а он
В отпуске! Ну, конечно, в отпуске! Я в отпуске, а не на дне рожденья у Веры Брониславовны туманным взглядом осматривая стол, Вася почесал за ухом. Позавчера. Позавчера! Конечно, позавчера! А вчера после работы с Николаем Павловичем и с Аркадием я отмечал отпуск. Мы зашли в магазин, вскладчину купили две бутылки водки, банку камбалы в томате, булку хлеба. На базарчике Аркадий купил пучок лука, Николай Палыч связку с десятком редисок. Это я по-о-омню а потом
Вася посмотрел в ведро для мусора, кроме тараканов, ползающих по нему, в нём ничего не было.