Ах, ты.., он потянулся за копьем, которое бросил на землю.
Элиль сам не понял, как все произошло, как будто это не он. Мальчик метнулся к стражнику и вогнал нож в ягодицу чуть ли не по самую рукоять. Сторож дико взвыл и повалился в кусты. Элиль за ним: не хотелось расставаться с ножом. Он еле выдернул клинок из плоти. Стражник продолжал истошно орать, а беглец юркнул за угол.
Очутившись в тени храмового здания, он прикинул, как можно перебраться через высокую стену. Вход, наверняка, хорошо охраняют. Элиль перерезал веревку на шее с деревянной табличкой и со злостью швырнул ее подальше в кусты. Раненый в зад продолжал орать, но вопли его утопали в шуме веселящейся толпы за стеной. Элиль нащупал выступы в каменной кладке и попробовал взобраться наверх, но тут же остановился. Неожиданно вспомнил: он дал слово воина, что не оставит Мелину. Слово воина нельзя нарушать тяжелее греха не бывает. Если дал слово воина, умри но сдержи. Боги не прощают клятвопреступников ни в жизни, ни после смерти. Только, где искать Мелину? Элиль ощупью прокрался вдоль глухой стены храма. Охран-ник за спиной продолжал визжать.
Из дверного проема ударил свет. Створка глухо стукнулась о стену.
Кто там орет? пьяный жрец высунул красную рожу, часть моргая.
Элиль замер. Крепче сжал нож.
Народ гуляет, предположил другой голос из глубины помеще-ния. Не отвлекайся. Мешай краску. Девчонка уже готова. Покрасим ее в золотой цвет, а волосы в серебряный.
Элиль заглянул в проем. Он попал, куда нужно. Обнаженная Мелина стояла на грубо сколоченном деревянном столе. Рыжие волосы рассыпались по плечам и спине. В небольшой мастерской находились все трое пьяных жрецов. Один мешал краску в глиняной ступице, остальные двое пытались сообразить, как лучше обернуть жертвенного ребенка в кусок дорогой пурпурной ткани. Кругом в помещении кривые этажерки с кувшинчиками, углы завалены хламом бес-порядок и грязь.
Жаль такую дорогую ткань, качал головой мастер. Может, в мешковину ее обернем все равно сожгут девчонку а ткань спрячем, потом продадим.
Идиот! постучал его по лбу кулаком подельник. Мешковина не пурпурная. А если заметят?
Кто заметит? возмущался мастер. Все так перепьются Да еще в темноте Цветочных гирлянд побольше навешаем на девчонку.
Краска плохо размешивается. Я спущусь в подвал за маслом, объявил тот, что трудился над смесью. Он отставил в сторону ступицу, откинул тяжелую крышку в полу и спустился вниз. Где-то под полом раздалось звяканье и бульканье.
Эй! встрепенулись его товарищи. Он вино наше последнее выпьет.
Чуть ли не на карачках, они полезли в подвал. Как только жрецы скрылись в подполье, Элиль заскочил в мастерскую. Мелина вскрикнула. Мальчик захлопнул дверцу, ведущую в подполье.
Кто там безобразничает! Быстро открой! раздались глухие недовольные окрики.
Но Элиль уже ронял сверху этажерку, с кувшинами. Сосуды с треском разлетелись на черепки. Какая-то жидкость растеклась по полу маслянистым пятном.
Он обернулся к девочке. Та замерла на месте, стыдливо скрестив руки на груди. В глазах ужас. Рот открыт.
Пошли! Или хочешь гореть во чреве Баала? вывел он ее из оцепенения.
Мелина спрыгнула со стола, схватила кусок пурпурной материи, ловко обернулась в него, соорудив подобие платья.
Ты пришел за мной! Тебе удалось! Ее глаза вспыхнули от восхищения.
Быстрее! поторопил Элиль. Мы еще не на свободе.
Пол вздрагивал от ударов. Жрецы пытались выбраться, но этажерка оказалась неподъемной. Дверца чуть приоткрылась. Высунулись пальцы. Элиль прыгнул сверху. Пальцы исчезли, а снизу донося грохот и истошный вопль.
Беглецы рванулись к выходу из храма. Кругом стража. Через кусты! Забор! Элиль помог Мелине вскарабкаться на невысокую стену. Девочка оказалась ловкой. Влез сам. Они спрыгнули вниз. Очутились в темной аллее священных олив. Элиль заметил в стене калитку. Не заперта! По узкому проходу они выбежали прямо на храмовую площадь. Перед медным идолом Баала возвышался штабель из бревен. На верхушке, в окружении гирлянд цветов возлежало тело первого жреца Мелькарта. Толстый верховный жрец Баала ходил вокруг штабеля, брызгал священной водой из золотой чаши и читал заклинания. Напротив похоронного уктури стояла толпа разодетых вельмож, скорбно склонив головы. Сам правитель Тира находился среди городской знати.