Прошло совсем малое время,
И я забыл тот день и час,
Когда нас всех давило бремя,
Когда отец был не у нас.
Я научился улыбаться,
Отец умел всех рассмешить,
И хохотать, и баловаться,
С тех пор я стал на свете жить.
Как мы любили на нём виснуть,
То время в доме лучший час,
Он не давал грустить и киснуть,
Дурил с охотою для нас.
Я побывал у папки в кузне,
Качал меха, ему мешал,
Но мы трудились вместе дружно,
Он быстро молотом стучал.
Железо жаркое послушно.
Зажатое в стальных клещах,
Сгибалось так, как было нужно,
В отцовских лапистых руках.
А после шли и пили воду,
Ее бесплатно пил весь цех,
И шли вразвалку по заводу,
Я знал, что папка лучше всех.
Глядел на всех с Доски почета,
Он в галстуке, как инженер,
Костюм не новый, но по моде,
Мой папка мастер добрых дел.
Пришла война, и я-то думал,
Он повоюет и придёт,
В военном в порохе костюме,
Винтовку, шашку привезёт,
***Год сорок первый под Москвою,
Уж у ворот столицы враг,
Мы были малыми с тобою,
Отцы подставили кулак.
В злом небе хейнкели и бомбы,
И с ними мессеры, как псы,
В артериях дорожных тромбы,
От взрывов рушатся мосты.
Зенитки торопясь стреляют
И попадают иногда,
А мессеры как волки нападают,
И из пике нас бьют наверняка.
Отец сражен в бою осколком,
Глаза слепил холодный пот,
Но так же быстро, чётко, с толком,
Без сбоя действовал расчёт.
Сжимались челюсти и брови,
Хватал урывком снежный лёд,
И под ногами лужа крови,
Упал окончился налёт.
Но не был пост в бою оставлен,
Хоть кровь боец пролил свою,
И за отвагу был представлен,
Лишь к благодарности в полку.
Та благодарность не награда,
Лишь похвала да на словах,
И на груди носить не надо,
И не начинка в пирогах.
Но благодарность много весит
Военных первых тяжких лет,
И орденов потянет десять,
Из пота, крови тот букет.
Так отогнали супостата,
От тех московских рубежей,
Обратно гнать подлюгу надо,
Прицелься в сердце и убей.
Прожектора ловили змея,
В тревожном небе под Москвой,
Пять хейнкелей свалила батарея,
Подбила снайперской стрельбой.
Святая радость то награда,
Бойцам солдатам за бои,
И самолёты супостата,
Дымились, сбиты у Москвы.
От парашюта в письме нитку,
Отец прислал на Новый год,
Хотел прислать ещё и плитку
Им в плен попал фашист-пилот.
В пути до Ржева больше года,
В боях с расчётом прошагал,
В огне пожаре нету брода,
Он снова раненый упал.
Те двести вёрст аж девять суток
Всё ехал поезд до Москвы,
Разрушены пути-маршруты,
И разворочены мосты.
Но тяжко было то раненье,
Да если б был пенициллин,
Тогда б дошло до них спасенье.
Но сиротой остался сын.
В могиле братской оказался,
В столице, раненой Москве,
И там навечно прописался,
Но приезжал ко мне во сне.
Как мерзко голодно и страшно
Зимой в морозы по ночам,
Но снился мне отец прекрасный,
Как рад был я его глазам.
Он говорил без слов лучами:
Терпи, сынок, и надо жить,
Идёт Победа вслед за нами,
Но это надо заслужить.
Его товарищ в сорок пятом,
Принёс нам запах тех времён,
Отец сидел незримо рядом,
Чуть явь была, и будто сон.
Солдаты рядышком сидели,
Да каждый бравый молодец,
Медали плакали, звенели,
За жизнь смерть принял отец.
Лежал в тарелке хвост селёдки,
Да чья-то мутная слеза,
И на прощанье рюмку водки,
Друг выпил стоя за отца.
Гордись отцом, они герои,
Герои те, что полегли,
Все добровольные изгои,
Но потому и мы живы.
Прошли года, век канул в лета,
Другие бури на земле,
Всё так же кружится планета,
Остался папка на войне.
Всё в жизни рушится, стареет,
Истлел отцовский тот кожан,
Но только память душу греет,
Ведь память не имеет ран.
***Последнее письмо, бесценный треугольник,
Держу в руках послание отца,
Я был тогда дистрофик-школьник,
И каждый день ждал весточку бойца.
Он получил смертельное раненье,
Когда дошло до нас письмо,
Пришло бойцу успокоенье,