Стоя на табуретке, Апраксина ногтем скоблила образовавшуюся на оконном стекле снежную шубу. Сутками топящаяся печка не успевала прогревать общую кухню, и чтобы хоть как-то умерить идущий от окна ледяной холод, она вчера завесила окно старым суконным одеялом. А сегодня с ужасом увидела, как все окно покрылось толстым снежным наростом. Даже когда на улице совсем рассвело, в кухне из-за этого снежного занавеса светлее не стало.
Она принялась тщательно соскребать всю эту рождественскую «благодать» огромным кухонным ножом, собирая падающую снежную крошку в стоящее тут же помойное ведро. Наконец, основная часть рамы была очищена, и Дарья сквозь промерзшее стекло увидела, как двое здоровенных мужиков тащат по двору ее соседа.
Зинка, это не твоего ли благоверного под руки ведут! прокричала она на всю квартиру, слезая со скрипучего обшарпанного табурета. Опять, твой паразит, набрался. Наверное, при станционной пивной два дня пропадал с дружками своими. А ты всё переживаешь за него, уже подойдя к двери в комнату Зотовых, проговорила Апраксина.
Спустя пару минут в дверь квартиры постучали. Предчувствие чего-то нехорошего не отпускало Зинаиду уже который день.
Дарья, сходи, открой, тихо проговорила она, выглядывая из своей комнаты.
Но этого не потребовалось. Дверь в квартиру оказалась не заперта, а потому после очередного удара кулаком, она распахнулась настежь.
Эй, хозяева, раздался с прихожей осипший мужской голос. Принимайте жмурика.
Слова были произнесены как-то буднично и безучастно, будто растаскивать по домам покойников было для него делом обычным.
Зинка, ну, ты ты чего стоишь-то, Дарья слегка дотронулась до соседки.
Она сразу поняла, что случилось, и уже была готова начать причитать.
Кузьмича-то куда положить? обратившись к Апраксиной, спросил тот же голос.
Тут его пока на сундук привалите, проговорила Дарья.
Мужики как-то неловко перевалили закоченевшее тело на стоявший в углу коридора сундук, и попятились к двери.
Где он был? обращаясь к собиравшимся было уходить мужикам, тихо спросила Зинаида.
Ей показалось, что ее не услышали, и она срываясь на крик снова спросила:
Нашли-то его где?
Второй, что был помоложе и покрепче, нахлобучивая на голову собачью шапку, спокойно, даже с некоторым безразличием к происходящему, проговорил:
Да, где как не в сугробе. Рядом тут, у водокачки. Я-то знаю Петруху, вернее, знал Петра Кузьмича, поправился он. Частенько он в пивную к нам захаживал.
И стянув только что одетую шапку, немного помолчав, добавил:
Мороз. Жмет нынче, не дай Бог! Видать домой пьяный шел, да и не дошел А мы с Михеем пошли седни сена коням подать, а он как будто только и присел в сугробчик. Ну, тот, что Проня у парадного нарыл.
Сказав, он снова замолчал. Потом словно спохватившись, добавил:
Вот такие дела нынче. Уж скоко народу сейгот померзло. Дедко сказывал, что не бывало такого морозу еще у нас. Видать крепко Бога прогневали, раз такое испытание нам послал.
Он повернулся, слегка подталкивая к выходу напарника.
Пойдем мы что ли, словно оправдываясь, проговорил уже Михеич и распахнул дверь.
Серафима плохо помнила, как хоронили отца. От тех событий в ее памяти лишь отчетливо остались причитания матери, да бородатое лицо какого-то мужика на кладбище, то и дело повторявшего: «Не дай Бог в такой мороз помереть могилу не выкопать». Мужчина стоял один у соседней могилы, склонив голову и время от времени смахивал замерзающие на ресницах слезы. Мороз в тот день, хотя немного и отступил, но всё одно было холодно. А потому в день похорон на кладбище, кроме их с матерью да соседки Дарьи из близких никого больше не было. Да и Фиму Зинаида поначалу брать не хотела. Но оставлять ее одну дома не решилась. Со смертью мужа появилось какое-то внутреннее беспокойство и боязнь за дочь. Она даже ночью несколько раз просыпалась и проверяла, спит ли рядом Серафима её Фима, как она ее называла.
А уже на следующий день с самого утра мать отвела ее в соседний дом, где проживала ее давняя знакомая. Вчера, когда разошлись соседи с поминок, Раиса, как звали знакомую, предложила Зинаиде в качестве помощи приглядеть за Серафимой.
У меня, ты знаешь, у самой дочка растет, проговорила Раиса, обращаясь к Зотовой. Вот вдвоем и будут мне помогать. Моя хоть и постарше будет, но ничего. Лизке, как и твоей сейчас, тоже восемь было, когда я ей первый раз в руки веретено дала. Петра твоего уж нет. Кто за Фимой твоей приглядит А пригляд нужен. Одной не дело ей оставаться. Мала еще. Не хватало, чтоб и с ней чего случилось пока ты на фабрике.