Сестричка моя балалайку ценила хотя по музыкальной части ей медведь уши оттоптали в матушку пошла. Однако слушать няниШурину игру приходилось тайком от матери. Не терпела она мужицких песен, которые мы обожали. И отец подпоет, бывало, пока мамы нет.
И вот, пока мама во Дворце алюминщиков очередные натюрморты в изостудии пишет, мы отрываемся по полной программе:
Крапивушка лесная,
узорные кусты.
Зачем, зачем не знаю
растешь с малиной ты.
А дальше после нашего всеобщего хора солирует няня Шура:
Хороша красна малина поутру.
Но крапива заслонила к ней тропу.
До малины я добраться не смогла,
Только руки все крапивой обожгла.
И мы снова подхватываем:
Крапивушка лесная,
узорные кусты.
Зачем, зачем не знаю
растешь с малиной ты?
А няня Шура еще задушевнее:
Путь к любимому был близок, не далек.
Но крапива стала прямо поперек.
Я пошла тропинку новую искать,
а любимый не хотел так долго ждать.
А мы еще громче:
Крапивушка лесная,
узорные кусты.
Зачем, зачем не знаю
растешь с малиной ты?
Тогда няня с поучительным лукавством:
Понапрасну я крапиву ту виню,
берегла она малинушку мою.
Знайте, девки, чтоб любовь не потерять,
о крапиву рук не бойтесь обжигать.
И мы уже вприпляску:
Крапивушка лесная,
узорные кусты.
Зачем, зачем не знаю
растешь с малиной ты?
А дальше под нянину балалайку отец подхватывает нас на руки и кружится с нами посреди комнаты.
Да ты танцор, Карлыч! Даром, что хромой!
Эх, Шуренчик! Под твою балалайку и безногий спляшет!
Потом мы с папой, запыхавшиеся, валились на диван. А няня Шура делала серьезное лицо и, отложив балалайку, торжественно объявляла:
Ну, теперь Лелька свою новую споет.
Новую у нас в музыкальной школе старшие ребята на перемене исполняли. Меня эта песня так потрясла, что я запомнила слова и аккомпанемент с четвертого раза. Няня с сестричкой ее уже от меня слышали. И вот теперь эту песню услышит папа.
Я села за пианино и важно отчеканила: Ма-да-га-скар!
Трагически-мажорные аккорды заполнили комнату.
Есть в Индийском океане остров,
название его Мадагаскар.
И негр Томми саженного роста
на клочке земли той проживал.
С белой Джонни в лодку он садился,
когда закат над морем догорал.
Луч солнца в океане серебрился,
и негр тихо-тихо напевал:
«Мадагаскар,
страна моя.
Здесь, как и всюду,
цветет земля.
Мы тоже люди
и тоже любим,
хоть кожа черная у нас,
но кровь чиста».
Ее отец банкир большого банка,
дочь свою проклятию предал.
А негра Томми саженного роста
суду американскому предал.
И вот стоит пред бешеной толпою
один совсем, измученный стоит.
Глаза его наполнены тоскою,
и негр Томми тихо говорит:
«Мадагаскар,
страна моя.
Здесь, как и всюду,
цветет земля.
Мы тоже люди
и тоже любим,
хоть кожа черная у нас,
но кровь чиста».
Когда я закончила петь, отец рухнул с дивана на ковер и, закрыв лицо руками, затрясся. Я никогда не думала, что папа может так переживать.
Не плачь, папа! Это же только песня!
Загуляли
Прошла зима. Моя первая зима, в которой я ни разу не заболела. Легкая ангина однажды проскочила, но няня Шура регулярно водила меня в поликлинику. Там мне делали новокаиновую блокаду прямо в гланды. За то, что я смирненько сидела, разинув рот, пока в мою глотку всаживали шприц с лекарством, она давала мне шоколадную конфету. Я и без конфеты старалась, потому что поняла: если буду мужественной, из меня скорее получится мужчина. Но от конфет не отказывалась.