Носки заберёшь себе, у меня есть. Сегодня, чуточку подбил. Колобка пощипал. Рождество есть чем справить.
Иван отложил книгу на подушку и, оторвав спину от стены, принял ровное положение:
Мне сегодня все делают праздничные подарки, заметил Иван, ты носки подарил, Генерал шарф. Валенки бы ещё кто подарил, совсем бы порядок был.
Румба присвистнул тихонько, и сел на свою новую кровать:
Беда, ты знаешь, кто он такой на зоне?
Догадываюсь, если имеет права дарить такие шарфы.
Шарф, как шарф, потрогал пальцами Коля, висевший на шее подарок Генерала. Мягкий и тёплый, оценил он.
Я тоже так вначале думал, но мне после объяснили, что такие шарфы разрешают носить не всем, а только избранным. Он обещал мне хромовые сапоги заказать и ватник справить, а тебе сказал, чтобы ты играть прекратил, не то в икру превратишься.
Что так прямо про меня и сказал?
Да он всё знает.
Я свежих клиентов теперь не обдираю, несмотря, что сам ещё зелёным считаюсь на этой зоне. Даю старым отыграться, но у них не получается. Только долги растут. А икру с меня никто не сделает, не забывай Иван, что я в цирковой школе учился. Сам фокусы создаю.
На ужин пойдём? спросил Беда.
Зачем идти? Тушёнку сейчас на сковороду бросим, сало есть, кисель сделаем. Хлеба надо попросить, чтобы принесли.
Беда встал и заглянул в курилку и, смотря на футболиста, попросил:
Ребят, кто пойдёт в столовую, хлеба две пайки, пожалуйста, принесите?
Принесём, ответил Бразилец и встал из за стола. Следом за ним поднялись и другие игроки в домино.
Когда Коля принёс хлеб, Беда пригласил его отведать их рождественской пищи, но тот вежливо отказался. Но хозяева вели себя настойчиво, и Бразильцу всё таки пришлось присесть за их стол. Румба поел тушёнки, вытер ложку носовым платком и, засунув её себе в сапог, произнёс:
Миномёт с собой надо взять на всякий случай, сказал он вдруг на угощение налечу, бросив на кусок хлеба отрезок сала, на ходу надев бушлат, выбежал из секции.
Иван знал, куда он пошёл и своего друга он сможет увидеть теперь только на вечерней поверке.
Коля Бразилец на удивление оказался добрым и откровенным парнем. Он с первого взгляда ошибочно выглядел застенчивым и неказистым, но, когда у них разговор завязывался о спорте, Коля оживал. Он превращался в эрудита не только в футболе, но и других спортивных дисциплинах. Он знал все биографии знаменитых футболистов и легкоатлетов, и Иван не сомневался, что эти знания не болтуна, и не дилетанта, которые частенько встречались в тюрьмах и зонах. Особенно много такой публики встречалось от москвичей. Они находились ближе к Олимпу и огням театральной рампы. И у них зачастую были или в соседях, или состояли в недалёком родстве знаменитые гранды спорта и искусства. Они создавали знаменитостям, которых в глаза не видели искажённые, и бывало негативные образы. После чего эти неправдоподобные байки выходили из стен тюрем и разносились среди народа каждым пересказчиком с переломанными фактами, которые создавали знаменитостям отрицательные ярлыки.
Беда пожалел, что работает с этим парнем в разные смены, и что встречаться им придётся только по воскресениям.
На вечерней проверке появился Румба и снова убежал, сказав кенту, что сегодня выиграет валенки ему. После проверки Иван не стал держаться особняком, а сел с футболистом играть в домино на пару.
К отбою друг принёс Ивану новые валенки серого цвета. Он примерил их, поблагодарив Румбу, бросил валенки под кровать.
КУПЕЧЕСКИЙ ЧАЙ
На работу в понедельник до цеха Беда пошёл пешком. Румба с Покером поехали на одноглазом Маге. Беда понимал, что полосатый шарф не давал ему права ездить на лошади и ещё ему Генерал запретил грызть семечки:
Лучше сухарик пожуй, но только не долбанцы, так он назвал семечки, не принято нашей категории кидать в рот всякую гадость.
Во время работы своими неизменными короткими шагами, к нему подошёл Володя Мотыль и предупредил, чтобы он через двадцать минут зашёл к нему в мастерскую. Беда, дождавшись, назначенное время, прошёл, через нагромоздившие по всему цеху ряды собранных парт и вышел на слесарную мастерскую. Толкнув ногой вымазанную в солидоле дверь, он прошёл внутрь. Мотыль стоял у наждачного станка и затачивал зубило.
Когда Беда зашёл, он отключил станок и сказал: