Об этом, наверное, не только вольный люд, но и зеки все знают, сказал Иван, а что же этот дядя Костя в 53 году и под амнистию не попал?
Никаких амнистий для него не было. Зарубил двух кассиров в сберкассе и забрал деньги. Ему под шестьдесят лет сейчас. Выйдет куда пойдёт, неизвестно? Родственников никого нет, наверное? Сразу в дом престарелых направят. Бабок будет там шарахать. Здесь такие чудные огурцы у крахов попадаются. Один без двух рук за изнасилование сидит. Экземпляров подобных ему, хватает в лагере.
Они пришли к бараку и, смахнув снег с сапог, прошли в курилку. Там сидел парень в подшитых валенках и нижнем белье. В пальцах он держал козью ножку, от которой вился змейкой сизый дым и исходил крепкий запах самосада.
Пал, давай чифирю заварим? земляка встретил, надо отметить, сказал Рудольф парню.
Парень, не докуривая до конца цигарку, бросил её в ведро:
Сейчас схожу, самовар принесу, сказал он и ушёл в секцию.
Раздевайся, жарко здесь. Давай повесим бушлат на вешалку, проявил заботливость Рудольф.
Парень, которого Рудик назвал Палым, принёс закопчённую алюминиевую кружку и пол плитки чая, завернутого в фольгу.
Сколько заваривать будем? спросил он.
Полтора мальца кинь на самовар и хватит, остатки положи назад. С чаем сейчас трудновато. Надо экономней пользоваться, чтобы до конца недели хватило, сказал Рудольф.
Парень, залил в кружку воды и поставил её на печку.
Не боитесь, что арестуют? спросил Иван у парня.
Зеки не заложат, а за красными на улице стоит кто то смотрит, если что свиснут, объяснил Пал.
У нас тоже своя охрана имеется, сказал Рудольф. Здесь есть надзиратель Шурик Краснов, всю свою сознательную жизнь работает в лагере. Он по запаху чай находит. Это самая натуральная ищейка. Все повадки у него жандармские. Нашего брата стрелял бы с закрытыми глазами, дай ему волю. Берию сука почитает, как бога.
Я понял у вас здесь в лагере одна отрада, это чай. А водки и наркотиков не бывает?
Какие наркотики с водкой? Чаю то вдоволь нет. Если подача есть, в течение часа не успел взять, всё, жди следующего раза. Но нам, как элитному бараку всегда оставляют. У нас здесь пахан зоны живёт, а наркоманов в лагере нет. И дикий закон со времён Берии ещё не изжит, если в секции найдут запрещённые предметы, заточки, наркотики, водку, чай, то вся секция, а нас здесь восемьдесят человек, сажают на пять дней на пониженный паёк. Поэтому мы бдим за этим.
Когда чай был готов, Рудольф послал парня, в секцию за мужиками. Пришли ещё пять человек.
А Генерала, что не разбудил? «Может и он пару глотков сделает», сказал Рудольф Палому.
Ага, разбуди, а если он сапогом по горбу отоварит, заканючил Пал.
Хорошо, я сам его разбужу, успокоил Палёного Рудольф и обернулся к Беде. Слушай Иван, этот Генерал лучший кореш нашего Часовщика. Может, ты его и видел у него?
Не видел, но с Генералом знаком.
Рудольф не обратил внимания на последние слова Ивана, так как моментально скрылся за дверью секции. Вернулся он назад со знакомым ему массивным мужчиной, который при первой встрече с Иваном назывался Генералом.
Ну что, братки, воюете с лагерным законом? сказал он, не замечая Беду. Рождество отмечаете?
Это кто за забором для них праздник, а для нас выходной день, сказал Рудольф. А у меня земляк объявился, он положил руку на плечо Ивана.
Генерал взглянул в упор Беде в лицо, затем протёр глаза. Иван смотрел на него и улыбался.
Не может быть! Иван, неужели ты? спросил он заспанным голосом, не прекращая протирать глаза.
Генерал подошёл к Беде, радушно пожал ему руку и потрепал по голове.
Видать хорошо устроился, если в гости не приходишь.
Вроде не плохо, никто не злит, тумбочка не пустует и курево есть.
А иначе у тебя и не может быть. Лады, пускайте пиалу в круг, садясь на скамейку рядом с Иваном, сказал он.
Когда кружка опустела, Беда достал портсигар и угостил всех сидящих. Генерал от Севера отказался, а вытащил из за уха свою папиросу Герцеговина Флор, размял её пальцами и как фокусник ловко кинул себе в рот.
Какой срок получил? прикуривая папиросу, спросил он у Ивана.
Пятёрку, ответил Беда.
Ну, это и немного и немало, успокоил Ивана Генерал, но хватит, чтобы узнать цену свободы и понять лагерную жизнь.