Чудище
Сентябрь принёс на Алтай холодный северный ветер. В отдельных районах выпал снег, не обошёл он стороной и село Усть-Мосиха, более того, залежался в нём, как высыпал 5 сентября толстым слоем, так и остался лежать до Рождества Пресвятой Владычицы Богородицы и Приснодевы Марии. В эти дни вьюжило как зимой, особенно по ночам, холодный северный ветер гнал плотные тёмные тучи по мрачному небу, тоскливо завывал в печной трубе, не забывал и залихватски свистнуть в щели дворовых пристроек. Успокоилась, заблудившаяся в осени зима, лишь к концу второй недели сентября к Воздвижению Честного и Животворящего Креста Господня.
Впервые за полмесяца сентября небо очистилось от мрачной серости. Выглянувшее солнце растопило островки снега, подсушило тропинки, засияло бриллиантовыми искрами в лужицах и лентах трав, тянувшихся вдоль дорог, и вновь раскрыло улыбки на лицах людей. Тёплым дням возрадовалась и природа, и пташки и, конечно, люди, уставшие от промозглости «нахальной» зимы, скрутившей в тугой холодный комок и день и ночь первых дней осени. Вновь у тына стали переругиваться, потом мириться, соседки, вновь любопытная ребятня толпилась у кузни, где сельский кузнец Синоренко Иван, «играя» молотом, как киянкой, созидал что-то из раскалённой металлической заготовки. К вечерним сумеркам село затихало, лишь со стороны озера неслись какие-то неясные звуки, и ароматный дым из печных труб бань приятно щекотал ноздри парней и девчат возвращавшихся домой с посиделок. По ночам вновь с перепугу брехали пугливые собаки и скрипели неплотно прикрытые двери сараев.
За прошедшие дни сентября Севостьянов Куприян впервые спал спокойно, руки и ноги не тянула ломота и не мучала бессонница, но в середине ночи его разбудил тяжёлый сон.
Приснится же такое, подумал Куприян. Какие-то снежные горы, грязь, лесные дебри и я среди всего это нереального в жизни хаоса.
Сквозь узкую щель рассохшихся ставен, закрывших на ночь окно дома, к тщательно выскобленной столешнице соснового стола прилепилось маленькое бледно-серое пятнышко тощей лунной нити.
Тихо встав с постели и, посмотрев на лунное пятно, Куприян направился к ведру с водой.
Что не спится-то? приподняв голову от подушки, спросила жена.
Что-то внутрях всё горит, водицы испью и на улку выйду. Постою малось, а ты спи, не тревожься.
Тагды оденься хошь. Куды раздетый-то, не лето уже, осень, сыро на дворе, простудишься, ответила Авдотья и вновь уронила голову на подушку, но уже через минуту, почувствовав в душе тревогу, встала с постели и направилась к выходу из дома.
Куприян стоял на крыльце и к чему-то прислушивался.
Ночь-то какая Светлынь, как днём, подойдя к мужу, проговорила Авдотья.
Тихо! прошептал Куприян.
Чего эт ты шепотком-то?
Тихо, тебе говорю! вновь прошептал Куприян. У коровника что-то большое копошится.
Боязно, Куприянушка, айда в дом. Вдруг волки, вжалась в мужа Авдотья.
Какие волки?.. Большое что-то как телок. Пойду, гляну.
Утром глянешь, Куприянушка, задрожав от испуга, вжалась в мужа Авдотья.
Како утро? О чём ты? Утром могёт быть будет уже поздно! Утром нашу Бурёнку можь уже уведут за тридевять земель Сыщи потом ветра в поле. Щас пойду, гляну принеси топор у лавки он.
Я щас, Куприянушка.
Через минуту с топором в руке Куприян медленно продвигался к коровнику. Приблизившись к нему, повернул за угол в тень и тотчас уткнулся во что-то большое, чёрное и мягкое.
Ночь разорвал двухголосый ор, затем удар и топот ног по земле. Следом со стороны коровника в сторону ограды метнулось нечто-то огромное и человекоподобное, но, не пробежав и дюжины шагов, это неведомое чудище получило удар колом по голове и медленно повалилось на землю.
В секунды падения чудище обернулось.
Ой, Господи! воскликнула Авдотья, распознав в падающем человеке Кузьму Чумаченко наёмного работника мельника Ивана Тузикова. Человека убила!
Чумаченко недвижно лежал на земле, его губы были плотно сжаты и сквозь них не неслось ни хрипа, ни стона.
Господи, чего ж я сотворила, заламывая руки, запричитала Авдотья. Человека дрыном по голове!
Погодь, погляжу, подойдя к жене, прогундосил Куприян. Наклонился, прислушался. Дышит. Не реви! Живой он! Ишь ногами сучит, паразит этакий лежит, а всё одно брыкается. Вовремя ты его, иначе утёк бы. Гад, юшку мне пустил, утирая нос, прогнусавил. Посторонись-ка, пну его разочек в бок, чтобы знал, как по чужим дворам шастать. Злыдничество у коровника нашего хотел устроить.