Ну, перебрал вчерась маленько, признался он, заходя и присаживаясь на стул неподалёку от меня, чтобы удобнее было заглядывать в глаза.
Ага, и позавчерась тоже. Я начала расчёсывать волосы.
Ну На-адь! опять заныл он.
Отвали, мне некогда: на работу опаздываю. И вали давай отсюда, мне одеваться пора! велела я как можно строже и не отвлекаясь от своего занятия ни на секунду, но при этом чувствуя, что если он не отцепится сейчас, то могу и сдаться. Как это чаще всего и бывает.
Серёга со вздохом великомученика поднялся и уныло побрёл к двери.
Дай хоть полтинник. Будь человеком, обронил он уже почти выйдя из дому.
Нет, произнесла я снова, стараясь на него не смотреть. Чёрт, вот если сейчас не уйдёт, скажет ещё хоть слово Только бы не почуял моё настроение, только бы свалил побыстрее!..
Злая ты, подвёл тем временем Серёга свой итог и шмыгнул носом. Видела б мать, какая ты стала злая! Вот сдохну
И меня как всегда обуяла жалость к «умирающему» вкупе с угрызениями совести. Ненавидя себя за эту слабость, я отшвырнула расчёску и полезла-таки в сумку.
На, задавись!.. Только отвали уже! выудив последний полтинник, я протянула его брату.
Спасибо! просиял счастливый Серёга и тут же, почти мгновенно оказавшись рядом, схватил заветную купюру и, картинно поцеловав мне руку, с невероятной для своего состояния прытью, исчез за дверью.
Я покачала ему вслед головой: добился-таки своего, гад! Есть теперь на что залить с утра глаза И как же ты надоел мне! А ведь сдохнешь взаправду и плакать буду
Эх, одно расстройство, короче.
Снова заколыхался тюль.
Мам! позвал меня сын Саша, заходя в дом.
На душе было премерзко после общения с Серёгой и от проявленной слабости, позитив, которого в нынешнее утро и так было маловато, покинул окончательно, но мальчик был в этом не виноват, и я сделала глубокий вдох, беря себя в руки.
Да, дорогой, отозвалась я как можно спокойнее, стараясь не смотреть на него, чтобы не увидел вскипевшие в уголках моих глаз злые слёзы и при этом продолжая приводить себя в порядок.
А где мои чёрные джинсы? прозвучал неожиданный вопрос.
А я откуда знаю? тоже вопросом ответила я, скрываясь в соседней комнате. Где они, эти джинсы? Почему сие опять должно быть известно именно мне?
Так или иначе, пора было одеваться, и то что Сашка в комнату не войдёт, пока не скажу, я точно знала Однако, натягивая на своё далеко не истощённое тело севшие после стирки вещи, думала я теперь именно о злосчастных штанах сына.
А зачем они тебе сейчас? спросила я, так и не найдя ответа.
Сейчас ни зачем, а вечером я на дискотеку собираюсь, сообщили мне и добавили: Надо бы постирать
Ну, а я-то здесь причём? Пуговица на моих собственных штанах застёгиваться никак не желала!
А я стиралку включать не умею, сообщил сын. Хотел тебя попросить, пока ты не ушла.
Я фыркнула.
Мне некогда, ждать не буду.
Выдох, усилие и ура: пуговица покорилась! Теперь главное глубоко не дышать, резко не нагибаться, не садиться, ну и вообще, поменьше движения.
Ну, а как же мне бы-ы-ить? протянул сын.
Не знаю. Или ищи быстро, или стирай потом руками, посоветовала я, выходя из комнаты полностью готовая, то есть, по летнему времени в коротких джинсовых бриджах и бирюзовой футболке.
«Руками!» недовольно буркнул Сашка, изображая меня.
Да, именно руками, подтвердила я, ища глазами как всегда исчезнувшую в неизвестном направлении сумку. Странно, вот только что же была здесь, когда я этому козлу деньги давала! Вот куда я её со злости так засунула, что найти теперь не могу?
Ладно, отмахнулся сын. Видно было, что он недоволен моим безучастным подходом к такому важному для него делу, но выразить это каким-либо образом не смеет. А есть мы что будем? задал он напоследок такой каверзный для меня вопрос.
Моя небольшая и традиционно чёрная сумочка с длинным тонким ремнём, чтобы удобно было вешать её на плечо, тем временем обнаружилась на ручке двери моей комнаты, что ж, не самое плохое место.
Яичницу пока себе сообрази. На обед окрошка есть. Картошки сварить можешь. Хлеба полбуханки ещё осталось А там придёт отец, может, что принесёт ответила я сыну уже с порога.
Пф, фыркнул Сашка: он-то прекрасно знал, что этот, который наш папочка никогда ничего не приносит домой: он у нас принципиально не ходит в продуктовые магазины, умело прикрываясь тем, что не умеет считать и боится, что злые тётки-продавцы, хапуги и воровки, его непременно обманут. На самом же деле, ему просто денег жалко: он на свои три копейки молится! Я колбасы хочу! заявил мальчик, выходя следом за мной.