Дома я занималась у соседки. Соседка была добрая. У неё был рояль. Когда я первый раз села за рояль разучивать «Как на тоненький ледок», соседка села на стул и целый час слушала, как я разучиваю. Она сказала, что очень любит музыку.
В следующий раз она уже не сидела рядом, на стуле, а то входила в комнату, то выходила. Ну а потом, когда я приходила, она сразу брала сумку и уходила на рынок или в магазин.
А потом мне купили пианино.
Однажды к нам пришли гости. Мы пили чай.
И вдруг мама сказала:
А сейчас нам Люсенька что-нибудь сыграет на пианино.
Я поперхнулась чаем.
Я ещё не научилась, сказала я.
Не хитри, Люська, сказала мама. Ты уже целых три месяца учишься.
И все гости стали просить сыграй да сыграй.
Что было делать?
Я вылезла из-за стола и села за пианино.
Я развернула ноты и стала по нотам играть «Как на тоненький ледок выпал беленький снежок».
Я эту вещь играла очень долго. Я всё время забывала, где находятся ноты фа и ре, и везде их искала, и тыкала пальцем во все остальные ноты.
Когда я кончила играть, дядя Миша сказал:
Молодец! Прямо Бетховен! и захлопал в ладоши.
Я обрадовалась и говорю:
А я ещё умею играть «На дороге жук, жук».
Ну ладно, иди пить чай, быстро сказала мама. Она была вся красная и сердитая.
А папа, наоборот, развеселился.
Вот видишь? сказал он маме. Я же тебе говорил! А ты полонез Огинского
Больше меня к Марии Карловне не водили.
Селиверстов не парень, а золото!
Селиверстова в классе не любили. Он был противный.
У него уши красные были и торчали в разные стороны. Он тощий был. И злой. Такой злой, ужас!
Однажды он меня чуть не убил!
Я в тот день была дежурной санитаркой по классу. Подошла к Селиверстову и говорю:
Селиверстов, у тебя уши грязные! Ставлю тебе двойку за чистоту.
Ну что я такого сказала?! Так вы бы на него посмотрели!
Он весь побелел от злости. Кулаки сжал, зубами заскрипел И нарочно, изо всей силы, как наступит мне на ногу!
У меня нога два дня болела. Я даже хромала. С Селиверстовым и до этого никто не дружил, а уж после этого случая с ним вообще весь класс перестал разговаривать. И тогда он знаете, что сделал? Когда во дворе мальчишки стали играть в футбол, взял и проткнул футбольный мяч перочинным ножом.
Вот какой был этот Селиверстов!
С ним даже за одной партой никто не хотел сидеть! Бураков сидел, а потом взял и отсел.
А Сима Коростылёва не захотела с ним в пару становиться, когда мы в театр пошли. И он её так толкнул, что она прямо в лужу упала!
В общем, вам теперь ясно, какой это был человек. И вы, конечно, не удивитесь, что, когда он заболел, никто и не вспомнил о нём.
Через неделю Вера Евстигнеевна спрашивает:
Ребята, кто из вас был у Селиверстова?
Все молчат.
Как, неужели за всю неделю никто не навестил больного товарища?! Вы меня удивляете, ребята! Я вас прошу сегодня же навестить Юру!
После уроков мы стали тянуть жребий, кому идти. И, конечно, выпало мне!
Дверь мне открыла женщина с утюгом.
Ты к кому, девочка?
К Селиверстову.
А-а, к Юрочке? Вот хорошо! обрадовалась женщина. А то он всё один да один.
Селиверстов лежал на диване. Он был укрыт вязаным платком. Над ним к дивану была приколота салфетка с вышитыми розами. Когда я вошла, он закрыл глаза и повернулся на другой бок, к стене.
Юрочка, сказала женщина, к тебе пришли.
Селиверстов молчал.
Тогда женщина на цыпочках подошла к Селиверстову и заглянула ему в лицо.
Он спит, сказала она шёпотом. Он совсем ещё слабый!
И она наклонилась и ни с того ни с сего поцеловала этого своего Селиверстова.
А потом она взяла стопку белья, включила утюг и стала гладить.
Подожди немножко, сказала она мне. Он скоро проснётся. Вот обрадуется! А то всё один да один. Что же это, думаю, никто из школы не зайдёт?
Селиверстов зашевелился под платком.
«Ага! подумала я. Сейчас я всё скажу! Всё!»
Сердце у меня забилось от волнения. Я даже встала со стула.
А знаете, почему к нему никто не приходит?
Селиверстов замер.
Мама Селиверстова перестала гладить.
Почему?
Она глядела прямо на меня. Глаза у неё были красные, воспалённые. И морщин довольно много на лице. Наверное, она была уже немолодая женщина И она смотрела на меня так И мне вдруг стало её жалко. И я забормотала непонятно что: